СИСТЕМНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
И СОЦИОЛОГИЯ

    Просмотров: 6622

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ НАЧАЛА XIX ВЕКА.

Д. В. ВЕНЕВИТИНОВ

Д. В. Иванов,

НГПУ, Новосибирск

В статье рассматриваются ведущие идеи видного деятеля российского просветительства Д. В. Веневитинова, внесшего существенный вклад в развитие отечественной психологической мысли в начале XIX столетия. В статье используются историко-психологическая реконструкция и психологическая интерпретация его представлений о человеке и человеческой природе, борьбе, а также тех принципов, которые позволили просветителю описывать психологические феномены.

Ключевые слова: нравственная психология, человеческая природа, система психологических понятий, человек борющийся, разумность, добродетельность.

PSYCHOLOGICAL IDEA IN RUSSIA BEGINNING OF XIX CENTURY.

D. V. VENEVITINOV

D. V. Ivanov,

 NSPU, Novosibirsk

The article deals with the idea of leading a prominent figure in the Russian enlightenment D. V. Venevitinov, who has made a significant contribution to the development of Russian psychological thought at the beginning of the XIX century. The article uses the historical-psychological reconstruction and psychological interpretation of his ideas about man and human nature, the struggle and the principles that have allowed educator to describe the psychological phenomena.

Keywords: moral psychology, human nature, the system of psychological concepts, people fighting, intelligence, righteousness.

Введение

Становление отечественной психологической мысли в начале XIX столетия в полной мере отразило особенности «национального исторического пути» и предстало как отдельная и весьма оригинальная часть развития мировой психологической науки [24, с. 164]. Россия конца XVIII – начала XIX вв. пережила бум политических и философских идей, пришедших из Западной Европы, отринув при этом часть из них. Праздновала победу над наполеоновской Францией, ощутила подъем национального самосознания «народа-победителя» и глубокое разочарование из-за нерешенности «векового крестьянского вопроса», ставшего серьезным барьером на пути прогресса и процветания. Сформировавшийся круг интеллигентов-дворян попытался воздействовать на правительство в ситуации смены монархов, но восстание 14 декабря 1825 г. было жестоко подавлено. Однако смысловые контексты взглядов, вобравшие в себя лучшее в отечественной и зарубежной философско-психологической мысли, развиваемые в этом круге интеллигентов, остались в фокусе внимания российских мыслителей, у которых художественные образы часто выполняют функцию философско-психологических категорий, а метафоры и аллегории — терминов, что позволяет, учитывая это, реконструировать и психологически интерпретировать их сочинения, ставшие нашим философско-публицистическим и литературным наследием.

Глубокий интерес к философско-психологической проблематике в самом начале XIX в. способствовал объединению университетски образованных молодых людей, ищущих себя и направляющихся путем «любомудрия» к осознанию смыслов человеческого бытия. Они были философами, поэтами и литераторами, при этом живо интересовались всем новым, творчески осмысливая саму действительность. Среди таких молодых искателей выделяется феноменальная личность Д. В. Веневитинова, ставшего своего рода легендой отечественной философско-психологической мысли.

Д. В. Веневитинов: краткие вехи биографии

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827) — поэт, философ и психолог. Писатель и мыслитель Н. Г. Чернышевский назовет его «энергичным юношей, талант и ум которого определили и эпоху, и самые лета его» [31, с. 925]. А. И. Герцен введет имя Веневитинова — «правдивую, поэтическую душу» [10, с. 206] — в один ряд приверженцев революционно настроенных мыслителей. Веневитинов у Герцена — «юноша полный мечтаний и идей» [10, с. 223], который оказывается в течении, формирующем представления о философско-психологическом понимании природы человека и его борьбы в XIX столетии. Критик, литературовед и философствующий психолог В. Г. Белинский переживет «целую эволюцию» своего отношения к «теоретической» прозе и «мыслящим статьям» Веневитинова от восторженности до зрелых оценок, отметит философскую направленность его произведений и «самостоятельную силу развития» [2, с. 52]. Философ И. В. Киреевский «увидит» Веневитинова «создателем» отечественной философии, «философом, проникнутым откровением своего века» [14, с. 118].

«Лирический поэт с редкими дарованиями» (В. Г. Белинский) Веневитинов уже в двенадцать лет перевел трагедию Эсхила «Прометей», которая может быть определена как источник-метафора, содержащая идею борьбы человека в познании мира. «Прометеев огонь» сопровождает стремящегося к познаниям юношу всю жизнь, определяет мировоззрение юного мыслителя. Обучаясь в университете, Веневитинов, чьи «познания были столь же основательны, сколько и разносторонни» (П. А. Плетнев) [8, с. 366], серьезно подходит к курсу философии, изучает всеобщую и отечественную историю, право, языки, точные дисциплины, успешно сдает выпускные экзамены [29, с. 9]. Он с «жаром принялся за ту науку, которой цель есть познание нас самих и которая, стремясь все привести к единству, имеет ныне видное влияние на все отрасли знания. С тех пор его предметом размышлений было его собственное чувство. Проверять, распознавать его было главным занятием его рассудка» [6, с. IV, V]. Наставником Веневитинова был известный профессор И. Е. Дядьковский, «один из самых крупных, самых значительных философов» того времени, считавший, что под «душевными способностями» человека («память», «рассудок», «воля», «воображение») необходимо понимать «реальные психические процессы, неразрывно связанные с нервной деятельностью» [14, с. 66; 32, с. 11]. Считается, что Дядьковский «своим учением дал сильный толчок развитию материалистической психологической мысли в России» [33, с. 335]. И хотя сам Дядьковский ратовал за укрепление естественнонаучных основ русской психологии, придерживаясь традиций, касающихся познаваемости мира с опорой на практический опыт и чувства человека, идущих от М. В. Ломоносова и А. Н. Радищева, он тем не менее не смог убедить своего воспитанника в перспективности собственного пути. Веневитинова интересовала тайна самопознания, и как он напишет в одном из своих писем к дружившему с ним со времен обучения в университете А. И. Кошелеву, поиск «гармонии между миром и человеком (между идеальным и реальным)», которая «должна быть началом всего» [8, с. 301]. Несмотря ни на что, философ Дядьковский переписывался и постоянно поддерживал связь с Веневитиновым до последних дней его жизни.

В двадцать лет Веневитинов готовится к деятельности в Южном обществе декабристов и с этой целью систематически занимается фехтованием и соответствующими тому времени приемами ведения боя и борьбы, а также верховой ездой. «Юношеская кровь» требует активных действий, а сердце — «дружества» и соучастия в «великом деле». Близость идей Веневитинова декабризму отмечают многие исследователи его творчества [11, с. 192; 14, с. 96; 102–105; 26, с. 41; 28; 29, с. 42]. У Веневитинова к двадцати двум годам уже сформировался общий контекст философско-психологических идей, актуальных в кругу интеллигентов-аристократов. «У него мысли не перепутываются, а развиваются друг из друга стройно» [19]. В период с 1824 по 1827 гг. он создает основные свои сочинения. В 1825 г. Веневитинов достигает вершины творчества, своего рода «акме» в рефлексии, написав философские письма. Веневитинов также автор ряда глубоких лирических, публицистических, философско-психологических работ, один из основателей первого в России XIX в. научного кружка («любомудров»). Он — практически идеарх, формирующий «общий поток идей», ставший значимым для отечественной психологической мысли, касающейся человека, его природы и отношений с миром.

Личность Веневитинова, его страстное стремление к философским истинам раскрывается в письмах к друзьям и близким, являющихся историческими документами [8, с. 275–344]. В этих письмах Веневитинов часто поднимает философско-психологические вопросы, дополняет аргументами положения, предложенные им ранее к обсуждению в ходе личного общения со своими друзьями, становящимися на период разлук его адресатами. Так, например, Веневитинов, обращаясь в письме к Кошелеву, пытается определить цель «всякого познания», которая «есть гармония между миром и человеком (между идеальным и реальным)», и поэтому она «должна быть началом (выделено автором. — Д. И.) всего» [8, с. 301]. Решение такой существенной проблемы, как поиск гармонии, было значимо для мыслителя, поскольку в ней (гармонии) он видел саму идею объединения телесного, духовного и душевного в человеке. К Кошелеву Веневитинов обращается, уверенный в том, что «древо истинного познания» пустило в его рассудке «глубокие корни» [8, с. 300], он видит в своем друге понимающего и готового к отклику мыслящего в «родственном ключе» собеседника. При этом желает искреннего «выражения своего убеждения» от адресата, которому пишет «с удовольствием» [8, с. 302].

Переписка и живое общение Веневитинова находили отклик у присутствующих наблюдателей.Так, например, относительно общения Веневитинова с Кошелевым их общий друг А. С. Норов в письме к последнему спрашивает: «Скажи мне, началась ли у тебя переписка с Веневитиновым? Как люблю я вспоминать наши зимние вечера по субботам! Скажу чистосердечно, этими беседами я много приобрел, — более, нежели книгами или собственным размышлением. Всего интереснее для меня были твои жаркие диссертации с Веневитиновым. Физиономии одушевлены были энтузиазмом. Ты спорил чистосердечно, с жаром делал возражения, но с радостью и соглашался» [8, с. 366]. Заметим, что даже у слушателей «жарких диссертаций» создавалось ощущение принадлежности к «пропилеям» тех проблем, до которых сложно было «добраться путем собственных размышлений», без соответствующего направления со стороны молодых философов, руководствовавшихся в своих поисках живым познанием и самостоятельной рефлексией.

Письма Веневитинова были полны энергии и стремления к познанию. Однако надрыв здоровья, случившийся после подавления декабрьского восстания 1825 г., грубый допрос о причастности к восставшим, общее разочарование в жизни, сильная простуда стали причиной преждевременного окончания жизненного пути этого «молодого, но зрелого» мыслителя.

Так, в письме (7 марта 1827 г.) к другому своему другу — М. П. Погодину — он признается, что «здоровьем плох». И отмечает главное: «Пламя вдохновения погасло. Зажжется ли его светильник?» [8, с. 343]. В тексте этого исторического документа проступает экзистенциональная пустота, ставшая столь губительной для молодого мыслителя. И хотя в этом письме Веневитинов еще строит планы на будущее (говорит о желаемой поездке в Персию), но им не дано было осуществиться. Позже Герцен поставит в упрек николаевскому обществу то, что «оно подвело» молодого философа, подающего большие надежды, к краю бытия. Дух исторического времени, патовая ситуация для российской интеллигенции после разгрома декабрьского восстания, понимание безысходности при желании активно участвовать в «социальном действии» и бороться, могли вызвать ряд сложных переживаний у Веневитинова и способствовать его крайне критической переоценке смысла своего бытия.

Среди многочисленных воспоминаний о Веневитинове и определений его творческого потенциала можно выделить следующее: «Веневитинов был человек, какие встречаются редко. Он соединял в себе способности поэта-художника с умом философа. Необыкновенная натура его развилась рано при благоприятных обстоятельствах. Счастливый выбор наставников, избранное общество, довольство в жизни — все способствовало тому, что в двадцать лет он был уже более образованным человеком — он был художник и мыслитель» (К. А. Полевой) [8, с. 368]. Гениальность и душевность Веневитинова при его высоких нравственных качествах («добродетелях») способствовали формированию у близко его знавших чувства любви как архетипического проявления отношения к образу юной и прекрасной борющейся души, столь востребованной в русском обществе начала ХIХ столетия. Можно сказать, что Веневитинов воплощал в себе идеал калокагатии, воспринятый отечественной психологической мыслью еще на заре своего становления вместе с наследием античной философии.

Веневитинов прожил короткую, но очень яркую жизнь. Если начать поиск некой аналогии среди европейских идеархических личностей с подобной уникальностью склада ума, который был у Веневитинова, то мысленно мы приходим к столь уважаемым им немецким философам, среди которых его современник — доктор философии, историк, психолог, поэт и сказочник-романтик Вильгельм Гауф (1802–1827), также имевший краткий миг бытия, но оставивший после себя серьезное творческое наследие. Здесь можно лишь заметить, что психологическая зрелость личности, ее творческие возможности и время земной жизни не всегда соразмерны друг другу. Даже краткий жизненный путь — «век соловья и розы» (А. А. Дельвиг) [3, с. 247] — может вместить высокий творческий полет мысли и одухотворенность личностных ожиданий. История отечественной и мировой психологической мысли имеют подобного рода примеры, когда, несмотря на возраст, философски мыслящие юные дарования, внесшие свой вклад в ее развитие, заставляют говорить о себе спустя столетия.

Философско-эстетическое, литературно-критическое и поэтическое наследие Веневитинова ранее уже подлежало рассмотрению в истории науки (Д. Д. Благой, Г. Н. Веневитинов, И. И. Грибушин, З. А. Каменский, Е. А. Маймин, В. Д. Морозов, В. В. Никулина, Б. В. Смиренский, Л. А. Тартаковская и др) [3, с. 235–274; 4; 5; 11; 14, с. 64–139; 15, с. 23–51; 18; 20; 26; 28; 29]. Однако при этом не принимались в расчет психологические идеи и взгляды, также составляющие его наследие. Между тем исходя из его философских и критических работ, статей, трактатов, лирических произведений, благодаря историко-психологической реконструкции и психологической интерпретации можно воссоздать ряд психологических теорий и размышлений о человеке, его природе, борьбе, что позволяет отнести Веневитинова к философствующим психологам начала XIX столетия, пусть даже с некоторыми условными допущениями.

Круг общения Д. В. Веневитинова — «любомудры»: поиск нравственных основ психологической мысли

Примечательным для России стал образованный в Москве в 1823 г. молодыми искателями истины, мечтателями, начинающими философами В. Ф. Одоевским и Д. В. Веневитиновым кружок «любомудров». Его основатели стали и главными идеологами отечественного «любомудрия» в начале XIX столетия. Один из членов кружка — любомудр А. И. Кошелев — вспоминал, что Одоевский «председательствовал, а Дм. Веневитинов всего более говорил, и своими речами часто приводил нас в восторг» [8, с. 365]. Важно заметить, что «любомудрие» — известный концепт философско-психологических размышлений русских просветителей А. П. Сумарокова, А. Н. Радищева, И. М. Кандорского, И. А. Крылова, чей авторитет был высок среди мыслящей молодежи того времени [13, с. 81–82]. Кроме того, «старинный» термин «любомудрие» и близкие к нему по значению понятия использовались еще в отечественной патристике и в психологической мысли Древней Руси. «Любомудрие, объемлющее целого человека, касающееся всех сторон природы его — еще более может освободить дух от ограниченности одностороннего образования и возвысить его в области всеобщаго, независимого» [16, с. 76]. «Любомудрие» как философское течение «было представлено социально дифференцированным кружком», «в чем-то близких и в то же время разных и по степени зрелости общественного самосознания, и по социальному происхождению» [29, с. 11] людей с русской ментальностью, поэтому термин был им понятен. Сами организаторы кружка (В. Ф. Одоевский, Д. В. Веневитинов) и кружковцы (И. В. Киреевский, А. И. Кошелев, Н. М. Рожалин, В. П. Титов, С. П. Шевырев, Н. А. Мельгунов), а также тяготеющие к ним М. П. Погодин, А. С. Хомяков и «идейный друг» В. К. Кюхельбекер настаивали на том, что выбранные ими термины «любомудрие» и «любомудры» должны выгодно подчеркнуть отличие их рефлексии от французской философии XVIII в. («мы для отличия и называем истинных философов — любомудрами» [17, с. 163]). Кружковцы отметили в своем печатном органе — журнале «Мнемозина» (1824–1825), — который издавали председатель собраний В. Ф. Одоевский с В. К. Кюхельбекером, назревшую необходимость: «…положить пределы нашему пристрастию к французским теоретикам» [17, с. 223]. «Мнемозина» ориентировала «известный круг читателей на те идеи, которыми руководствовались декабристы и солидарные с ними любомудры» [27, с. 23]. Задачами кружка стали борьба с французской философией, которую любомудры посчитали причастной к падению отечественных нравов, а также пересмотр оснований нравственных представлений о человеке и его природе. Фактически речь зашла о развитии нравственной психологии, столь ценимой всегда среди отечественных интеллигентов-мыслителей.

Любомудры, интересовавшиеся многими учениями (Б. Спиноза, К. А. Гельвеций, И. Кант, И. Г. Фихте, Л. Окен, Й. Гёррес и др.), ставили, однако, в центр своих изысканий и творческих экспериментов немецкую философско-психологическую мысль, прежде всего теорию Ф. В. Й. Шеллинга, размышлявшего о возвеличивающейся роли субъекта, его сознания в ходе обустройства собственной жизни, самоутверждения и борьбы. Председательствующий в кружке Одоевский скажет о Шеллинге: «В начале XIX века Шеллинг был тем же, чем Христофор Коломб в XV: он открыл человеку неизвестную часть его мира, о которой существовали только какие-то баснословные предания, — его душу! ...он дал новое направление деятельности человека!» [21, с. 41]) Самого Шеллинга, читавшие его произведения последователи, считали поэтом, поэтической была и созданная им картина мира, где дух природы лишь внешне противостоит душе, но «взятый сам по себе, он является орудием ее откровения» [15, с. 18]. Немецкая философия, особенно в Москве, нашла много молодых, пылких, добросовестных последователей, и, хотя говорили они языком малопонятным для непосвященных, но искавших путь к «пропилеям» мысли, их влияние было благотворно и час от часу становилось «более ощутительно» (А. С. Пушкин). Многие из любомудров (Одоевский, Титов, Мельгунов, Погодин, Киреевский, Шевырев) будут лично знакомы с Шеллингом, прослушают курс читаемых им лекций [27, с. 28–29]. Кроме того, любомудры оставались в русле традиций «философского века» (А. С. Пушкин), продолжая «просветительскую линию», идущую от А. Д. Кантемира, В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, М. М. Хераскова, Я. Б. Княжнина, А. Н. Радищева, стремившихся к улучшению человеческого естества, природы, желавших видеть человека счастливым.

Участники заседаний кружка были молоды («…собрались ребята теплые, упрямые» (А. С. Пушкин)), происходили из знатных и богатых семей. В истории их будут называть еще «архивными юношами», поскольку они считали необходимым для себя служить на благо России, а именно были направлены в архив Коллегии иностранных дел, готовясь стать дипломатами [9, с. 160–161; 4; 5, с. 4]. «Архив прослыл сборищем блестящей московской молодежи, и звание “архивного юноши” сделалось весьма почетным, — вспоминал затем Кошелев» [8, с. 362]. «Архивные юноши» стали своего рода идеалом прогрессивной интеллигенции, поднявшейся на уровень борьбы с обыденностью и заурядностью существовавших идей коснеющего александровского общества. Идейная жизнь самого кружка складывалась в ходе совместных обсуждений докладов, среди которых часто выделялись сообщения Веневитинова, а также из бесед и постоянно возникающих дискуссий, проходивших далеко за полночь, публикаций в «Мненозине», «Московском вестнике» («любимом детище Веневитинова» [15, с. 15]) и др. «Этим беседам, — напишет член кружка Кошелев, — мы обязаны весьма многим как в научном, так и в нравственном отношении» [8, с. 360]. Любомудры стремились выработать собственные суждения об известных им учениях и философских системах, их авторах, пытались обобщенно представить их широкому кругу читателей своей «Мнемозины» — «…сколько новых сокровищ ожидают человека!» [17, с. 192]. Идеи, характерные для любомудров, начатый ими поиск нравственных основ психологии потом еще долго «разрабатывались» членами кружка и примыкавшими к ним лицами, несмотря на его закрытие в декабре 1825 г. в связи с последовавшими событиями после «декабрьского восстания» [14, с. 10].

Любомудры помимо того, что сделали публичным достоянием творческое наследие Веневитинова, сыграли в российской истории психологической мысли важную роль: адаптировали новейшие учения и философские системы своего времени, определив в качестве ведущего шеллингианство («русское шеллингианство»); обнаружили стремление к раскрытию внутреннего мира индивида; сформировали гнозис борьбы и нравственные представления о человеке борющемся в начале XIX в. Наивные и не по-юношески мудрые «архивные юноши» [5, с. 4], романтики своего времени, они оказали влияние на психологию уже тем, что заявили о необходимости «быть науке» об истинных причинах и внутренних побуждениях человека, его отношений с обществом себе подобных и миром. В расчет принималась и человеческая борьба, способствующая становлению личности и преобразованию общества. Последнее отвечало не только запросам времени, но и продолжало развивать общую канву отечественной психологической рефлексии. Вернувшись сейчас к идеям любомудров, мы можем, по крайней мере, обнаружить, что значимые для них проблемы поднимаются в наши дни теоретической, гуманитарной, нравственной, христианской психологией, «возвращающейся к человеку» [22, с. 67–91]. Кроме того, любомудры способствовали становлению «предыстории» психологии познания, психологии личности и психологии жизни в отечественной науке.

Первый в истории России XIX в. кружок любомудров послужил своеобразным эталоном для развивающейся психологической мысли всего последующего столетия, и прежде всего нравственной психологии, воплотившейся затем отчасти в «духовно-нравственном направлении» отечественной психологической мысли (в конце XIX – начале XX столетий), заслуживающем своего тщательного исследования [1, с. 160–195].

Д. В. Веневитинов: у человека есть чувство жизни и силы для борьбы

Секретарь собраний любомудров Веневитинов открыто делился с присутствовавшими на заседаниях кружковцами своими творческими планами и идеями, много выступая и инициируя дискуссии. «Дмитрий Веневитинов был любимцем, сокровищем всего нашего кружка. Все мы любили его горячо, один другого больше» (М. П. Погодин) [8, с. 366].

В текстах Веневитинова отражаются проблемы, ведущие образы, стиль эпохи, ценные аллегорические сравнения, метафорический язык и, что особенно важно, — смыслопоиски, характерные для отечественной психологической мысли. Созданные им «тексты», призванные обеспечить трансляцию ментальных моделей, способствовали также переакцентуированию смыслов и созиданию новаций в описании психической реальности человека. Для «истории психологической мысли» (а мы используем здесь этот термин в контексте идей Б. Н. Рыжова [24]) в этих текстах представлено многое из того, что может «затронуть» заинтересованная в новациях эпоха: проблемы человека, его души и борьбы, отношений с вещным, социальным и духовным мирами, гармонии «между идеальным и реальным».

В 1824 г. Веневитинов, очарованный учением Платона, являющим собой «глубинную» систему психологических взглядов, представлений о душе, дошедшую «до нас в подлиннике, а не в изложении позднейших комментаторов» [24, с. 33; 37], пишет доклад для заседания кружка, назвав его «Анаксагор» [7, с. 16–23]. В «Письме к графине NN», адресатом которого была на самом деле княгиня А. И. Трубецкая, Веневитинов настаивает на необходимости прочтения работ Платона: «В нем найдете вы столько же поэзии, сколько глубокомыслия, столько же пищи для чувства, сколько для мысли [8, с. 254–255].

В «Анаксагоре» «архивный юноша» говорит о человеке и его «борении» как о самой возможности человеческой жизни. Он восклицает: «Так! всякий человек рожден счастливым, но, чтобы познать свое счастие, душа его осуждена к борению с противуречиями мира» [7, с. 20]. Веневитинов поддерживает этим высказыванием живую связь с русской психологической мыслью раннего Просвещения, с идеями Татищева и Кантемира о человеке, имеющем право быть счастливым. Для него также еще остается актуальным понимание человека как «малого мира» — «верного изображения вселенной» [7, с. 19], которое было свойственно русским просветителям XVIII столетия, изучавшим наследие античной психологии (например, у Хераскова человек — «мир малый совершенный», который «из мира целого Всевышним сокращенный» [30, с. 102]). Человеку, стремящемуся познать свою силу, предлагается «испытать ее в противуречиях», понять грани между чувствами и «мыслию», соотнести идеальное с реальным. Познав «свою силу», человек «наслаждается в мире, ему уже знакомом». «Веневитиновскому человеку» также свойственно творить в очаровании жизнью и в предвосхищении будущего («будущее нам идеал»), которое одновременно «есть произведение настоящаго, то есть нашей собственной мысли» [7, с. 22]. Веневитинов пытается показать идеальное, становящееся реальным для человека, жаждущего творить и «своевольно бороться», познавая себя, побеждая собственную природу. Воля становится творчески актом, сугубо человеческим достижением, ценностью в понимании «чувства» психической жизни, ее «силы» у человека. Мыслитель не отказывает человеку в свободе его действий, полагая, что вся деятельность его устремлена к идеалу.

В 1825 г. Веневитинов создает «основное философское сочинение» [14, с. 69] — письма о философии [8, с. 249–257]. Адресатом писем являлась та же княгиня Трубецкая, благосклонно принимавшая в то время ухаживания Веневитинова и пожелавшая больше знать о его увлечениях: она обратилась к нему с вопросами, касающимися философии и развития философских систем, о человеке и возможных путях самопознания. Веневитинов с готовность донести суть основных идей выступил ее наставником в философских вопросах. Мыслитель заметил, что он с уважением относится к «человеку», считая, что тот «носит в душе своей весь видимый мир» [8, с. 301]. Познание, по Веневитинову, «простая познавательная способность», свойственная человеку. Поэтому, Веневитинов с уверенностью доказывает, что человек обладает «умом» — способностью познавать «совокупность всех предметов» (природа), составлять представления о них. «Природа» и «ум» «стремятся» друг к другу и «отражаются» друг в друге. Касаясь вопросов определения «ума» (мышления), мыслитель видит особенность его развития на чувственно-образной основе. Если психологически интерпретировать основные рассуждения Веневитинова о человеческом «уме», то он практически, что вполне характерно для русских просветителей, близко подходит к пониманию «мыслегенеза», его места в психической жизни индивида, обращает внимание на необходимость выделения различных объектов познания («природы», «ума»), их характеристик, объединение «чувственного» и «умственного» опыта («все чувства человека» созданы, чтобы «на богатом древе жизни породить мысль»), освоение мыслительных операций, умения обобщать и размышлять; на развитие чувствительности к существующим в мире противоречиям и борьбы с ними, формирование рефлексивности в мышлении у человека. Борьба противоположностей, «борение с противуречиями мира», становятся идеалосообразующими понятиями, фундаментальными обобщениями, вплетенными в живой контекст размышлений автора. Человеческая мысль, по мнению Веневитинова, «развивается в борьбе», порожденная чувствами (эмоциями). Развитие мысли в борьбе приводит к эмоционально-чувственному отражению мира («верному изображению вселенной»), созданию образа, который помогает человеку постичь реальность собственного «малого мира», субъективного становления и самоосуществления. Поэтому главное, о чем беспокоится Веневитинов, так это об обеспечении индивидуального самопознания и рационального самоизменения человека. Проблема самосовершенствования человека, пришедшая вместе с осознанием наследия античной и отечественной психологической мысли, сочинений Шеллинга, оставалась ведущей в творчестве «архивного юноши».

«Основное философское сочинение», хотя и небольшое, и незаконченное, но признается теперь как источник тех представлений, которые были у их автора. Письма о философии, по мнению Л. А. Тартаковской, есть «некий итог, высший взлет Веневитинова-мыслителя… творческое совершеннолетие философа» [29, с. 32]. Та же Тартаковская отмечает общность взглядов Веневитинова, его писем о философии с созданными позднее, уже Герценым «Письмами об изучении природы» [29, с. 34–35], указывая на преемственность общего потока рефлексии, характерного для отечественной философско-психологической мысли постлюбомудрского периода.

Кроме «Анаксагора», писем о философии важными источниками психологических представлений Веневитинова, выделенных здесь нами, являются его статьи «Утро, полдень, вечер и ночь» (1825), «Три эпохи любви», где он поднимает ряд вопросов, являющихся всегда значимыми для отечественной психологической мысли.

Так, интерес для психологии представляет его статья «Утро, полдень, вечер и ночь» (1825) [7, с. 33–37], в которой Веневитинов в своих размышлениях о периодах становления и развития возможностей человека, его чувства жизни и силы для борьбы на различных возрастных этапах идет путем, уже знакомым для русской психологической мысли, вобравшей в себяопыт творческого преломления идей античной философии и имеющей в своем распоряжении такие литературные памятники как «Пчела» (XII в.), «Толковая Палея» (XIII в), «Диоптра» (XIV в.), «Галиново на Ипократа» (XV в.), сочинения просветителей XVIII в. — Кантемира, Татищева, Радищева, — где сформулирована общенаправляющая рефлексия, касающаяся возраста.

В статье Веневитинова присутствуют «восточные» мотивы, присущие отечественной литературе, которые начиная с публицистических произведений И. С. Пересветова (XVI в.) оставались актуальными весь «философский век», позволяли говорить о существующих в обществе проблемах иносказательно. Это давало возможность Веневитинову донести до читателей свои идеи в общем контексте преемственности отечественной психологической мысли. Изучавшая в свое время, наследие «архивного юноши», Тартаковская отметила, что это произведение сразу вводит «нас в мир философских раздумий Веневитинова и потому в известном смысле ключевое» [29, с. 24]. В этой статье, на наш взгляд, является важной закономерность, раскрывающая единство самой человеческой природы, возрастание возможностей натуры и естества человека, которую так хочет познать философствующий психолог.

В своем сочинении Веневитинов выделяет значимые для человека младенческий («утро»), юношеский («полдень»), зрелый период «возмужалости» («вечер»), старческий («ночь») этапы развития и становления. Современные исследователи настоятельно подчеркивают важность периодизации развития человека, определяя ее как систему с доминирующими мотивационными тенденциями на каждом его возрастном этапе [25]. Можно заметить, что юный, но уже «зрелый» мыслитель искал ключ к пониманию ведущих «тенденций» в развитии и становления человека.

Так, Веневитинов в своей статье, которая, по всей вероятности, была издана позже публичного прочтения в обществе любомудров, психологически точно представляет жизненный путь человека, понимая его как становление мироощущений и осознания граней миров видимого и собственного (реального и идеального).

В статье «Утро, полдень, вечер и ночь» восточно-изысканный стиль изложения философских понятий приводит к вполне определенным выводам философско-психологического характера. От первого «чувства» — «созерцания» и «песни восторга» — к «созданию» человеком собственного мира, испытанию себя («он любит испытывать себя и ищет противоборника в природе» [7, с. 36]), «воздвижению алтарей страстям», принесению своих «подвигов» в жертву любви, обретению «венца» героя и к освобождению души, познанию истинной гармонии и ожиданию, «когда новый луч денницы воззовет его к новой жизни, — когда довольный тем, что он нашел в самом себе, он перенесет чувство из мира желаний в мир наслаждения!» [7, с. 37]. Здесь взгляд Веневитинова на человека и его жизненный путь схож с психологическими представлениями русских просветителей, в частности, Хераскова, считавшего, что путь борца — это странствия внимательного к себе и окружающему миру человека, продвижение его к истине. Борьба и борение, их сила и содержательность необходимы «веневитиновскому человеку» на протяжении всей жизни для достижения им счастья в «собственной старости». Пройдя путем борьбы, самопознания, человек обретает «совершенное согласие с природой» (как с внутренним, так и с окружающим миром). В веневитиновских философско-психологических статьях присутствует описание борьбы человека с природой, судьбой, самим собой, а также с теми, кто встает на его жизненном пути, мешая ему реализовывать план жизни — «испытывать дух свой и гордо провозгласить торжество ума» (Д. В. Веневитинов).

Если рассматривать предлагаемое Веневитиновым содержание возрастных этапов жизненного пути человека, то можно заметить, что мыслитель говорит не только о способности психики каждого индивида к отражению окружающего мира, но и конструированию реальности. Человек, созерцая, ощущая жизнь, формируя ментальные картины мира, начинает воображать, создавать и бороться за новые образы собственных миров («сам создай мир свой» [7, с. 36]), которые затем словесно-логически им осмысливаются и личность переживает высший этап своего существования. Так, Веневитинов, используя художественные образы, метафоры, объясняет важные проблемы психологии человека.

С психолого-возрастными идеями статьи «Утро, полдень, вечер и ночь» перекликается «отрывок» из другой, дошедшей до нас работы Веневитинова «Три эпохи любви» [7, с. 43–44]. В ней мыслитель акцентирует внимание на понятии «переживания сердца», столь актуальном для отечественной кардиогностической психологии. Первая эпоха жизни становящегося человека — время «восторгов» «нетерпеливого» сердца, «развития способностей» — период юношества, пленительного «как младое древо в ранних листьях и цветах». Вторая эпоха, «лучший миг в жизни» — время творчества в любви, создание юношеских образов и посвящение им «своих восторгов» («Как нежно юноша плачет!»). Третья — «эпоха дум», когда «природа приковывает нас к действительности». «Веневитиновский человек» проходит своеобразные ступени личностной зрелости, взрослея и воспринимая реальность, требующую проявления им своих способностей к деятельности, «действенной силы», направляющей жизненный путь к поиску «сердца», «бьющегося согласно с его сердцем».

Психолого-возрастные идеи и положения Веневитинова взаимоувязываются с его социально-психологическими взглядами. Человек в понимании Веневитинова — «звено в цепи человечества». Его философствующий психолог определяет также через общественную сущность. Цель существования отдельного человека — «польза человечества». Поэтому человек вводится мыслителем в круг отношений с обществом, сословием, народом, государством, системой государств и с космосом. Мыслитель не отказывает человеку в самых разнообразных средствах для «достижения цели его предназначения», которые «многочисленны», поскольку, верит, таким образом, в совокупность «сил» и «способностей» человека. Психология «веневитиновского человека» уникальна теми качествами, которые станут впоследствии изучаться как «интегральные»: доброта, любовь, надежда, героизм, свобода.

По мнению любомудра, человек должен содействовать пользе народа — «семейства», к которому он принадлежит. Каждый человек включен во всемирный ход развития человечества. Веневитинов уточняет принцип своего понимания социальной сущности человека и его включенности в общемировой ход истории через свой народ, признает значимость общественно-полезной борьбы. Важными составляющими социально-психологических взглядов Веневитинова являются: любовь к родине; осознание и критика ее недостатков (в первую очередь стремление к подражательности чужому); бережное отношение к собственным источникам любомудрия (например, к собственной философско-психологической мысли); понимание взаимосвязи с другими «семействами» (народами) человечества; самобытное развитие народа в общем контексте общечеловеческого развития; свободолюбие.

В целом человек у Веневитинова принадлежит природе и истории. Главной задачей становления и совершенствования становится самосознание, как «поселенная» в человеке «страсть», к которой влечет «его непреоборимое желание действовать». Самопознание как понятие становится ключевым в психологических размышлениях Веневитинова. «Самопознание — вот идея, одна только могущая одушевить вселенную; вот цель и венец человека» [7, с. 24].

Для русской психологической мысли проблема человеческого самопознания является в определенном отношении известной. К пониманию человека как целостного существа, склонного к самопознанию, ведущего к гармонии души и тела, внутреннему спокойствию пришли Татищев и Кантемир, терминологически обогатившие русскую философию и психологическую мысль. Самопознание присутствует в ментальной картине русского человека. В соотнесении ментальных образов с известными ему научными, философскими системами, Веневитинов выносит категорию «самопознание» в самое начало человеческой истории, причем как индивидуальной, так и целых народов, общностей («семейств»). «История убеждает нас, — пишет Веневитинов, — что сия цель человека есть цель всего человечества; а любомудрие ясно открывает в ней закон всей природы» [7, с. 24]. Это положение становится рефреном статьи Веневитинова «Несколько мыслей в план журнала» (1826) [7, с. 24–32].

Стремящийся к самопознанию индивид не расходится с ценностными ориентациями духовной культуры и соответствует идеалу «веневитиновского борющегося человека». Каждый человек, каждый народ «направляет все свои нравственные усилия» [7, с. 25] к самопознанию. Коллективные нравственные усилия рождают просвещение, столь необходимое и человеку, и целому народу.

Веневитинов призывает и заставляет человека бороться, познавать, творить себя [12]. Он предлагает «алгоритм борьбы» и нравственной свободы, в соответствии с которым необходимо вникнуть в «начала новейшей философии» и глубоко изучить произведения «древнего мира»; действовать с опорой на собственный ум, «развить свои силы и образовать систему мышления». Прошедшего путем борьбы и достигшего нравственной свободы Веневитинов предлагает считать человеком, совершившим «подвиг».

Оригинальные, самобытные воззрения Веневитинова, нашедшие свое отражение в прочитанных им докладах на заседаниях кружка любомудров, опубликованных статьях сыграли свою роль в становлении русской психологической мысли, связанной с осмыслением человеческой природы и естества в начале ХIХ столетия. В своих сочинениях Веневитинов использует концепты («сердце», «борьба», «движение», «развитие», «сила», «причина», «действие», «содержание», «самопознание»), способствующие формированию системы понятий, позволяющих описывать и объяснять психологию человека. «Борьба» («борение») понимается мыслителем как источник движения, развития и сил как самого человека, так и человеческого общества (народа-«семейства»). Семантика «текстов» Веневитинова включает в себя философские учения, историческое мироощущение, ведущие образы, сам стиль современной ему эпохи. Созданные им «тексты», подлежащие историко-психологической реконструкции и психологической интерпретации, содержат идеалы и смыслы, раскрывающие богатую психическую и общественную жизнь человека (гармонию идеального и реального), постичь которые стремился Веневитинов.

Заключение

Многогранная личность Веневитинова служила своеобразным ответом на запрос эпохи, потребовавшей проявления литературных способностей, позволяющих описать «стиль» ее психологического мышления именно тем аллегорическим, метафорическим языком, который явственно подходил к созданию ведущих образов и ценностей для человека начала XIX в.

Объединение Веневитинова с другими творческими личностями, близкими ему по духу, также отвечало запросу времени на уникальность и талант в претворении идей философско-психологического характера в жизнь.

Идеи Веневитинова, его философско-психологические взгляды, помимо шеллингианского подхода, также сохраняют традиции русского «философского века», понимание ценности человеческого разума, его воли и чувств (кардиогностический принцип) в русле нравственной психологии, остававшейся значимой для отечественных мыслителей начала XIX столетия.

Научные искания Веневитинова, его «диссертации», философско-лирические произведения, статьи и размышления внесли свой вклад в формирование представлений об основных критериях в описании нравственной психологии человека и народа. Он считал, что путь духовного становления — в борьбе (борении), отмечал наличие механизмов взаимодействия внутри сообщества, выделял этапы психического развития «юного жителя юной земли». Представленные, пусть даже метафорически, описания человека и народа вошли в русскую психологическую мысль, были высоко оценены широким кругом интеллигентов.

«Веневитиновский борющийся человек» проходит жизненный путь самопознания, содержащий свой ценный элемент — борьбу (борение). Необходимость такого пути признается всем окружением мыслителя. Человек борющийся в понимании Веневитинова — это не забывающий своего «высокого предназначения», познающий себя, живущий для «пользы отечества» сочлен общества, образ которого корневым свои основанием сохранен в исторической памяти вольнолюбивого народа.

В целом русская психологическая мысль начала XIX столетия обогатилась новыми представлениями, творчески переработанными взглядами западноевропейских учений и философских систем («русское шеленгианство»), продолжила традиции отечественной психологии («благоволение уму», глубокий интерес к миру чувств и эмоций, воли, желание видеть человека счастливым, осознание необходимости борьбы и гармонии, кардиогностический принцип). Рассмотрение вопросов, связанных с изучением творческого наследия психологической мысли, как «совершенствование теории», «эволюции системных характеристик формирования психологического знания» отвечает задачам, стоящих перед историей психологии, обнаруживающей «зоны роста» на современном этапе [23, с. 5].

Литература

1. Аншакова В. В. Предпосылки становления и развития проблемы личности в отечественной психологической мысли конца XIX – начала XX вв. Астрахань: Изд. дом «Астраханский университет», 2006. 289 с.
2. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР, 1955. Т. 8. 728 с., ил.
3. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. 2-е изд.М.: Художественная литература, 1979. Т.2. 511 с.
4. Веневитинов Г. Н. Некоторые проблемы раннего русского романтизма. (Философские и эстетические взгляды Д. В. Веневитинова). М.: ГИТИС, 1972. 40 с.
5. Веневитинов Г. Н. Философские и эстетические взгляды любомудров (Некоторые проблемы раннего русского романтизма): автореф. дис. … канд. филос. наук. М.: Тип. НАМИ, 1973. 15 с.
6. Веневитинов Д. В. Сочинения. М.: Тип. С. Селивановского, 1829. Ч. 1. VI, 129 c.
7. Веневитинов Д. В. Сочинения. М.: Тип. С. Селивановского, 1831. Ч. 2. XVI, 120 c.
8. Веневитинов Д. В. Полное собрание сочинений. М.: Academia, 1934. 539 с.
9. Галактионов А. А. Русская философия XI–XIX веков. Л.: Наука, 1970. 652 с.
10. Герцен А. И. Собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 7. 468 с.
11. Грибушин И. И. Заметки о Дмитрии Веневитинове // Русская литература. 1968. № 1. С. 192–201.
12. Иванов Д. В. Славянская психологическая мысль: человек и его борьба в представлениях Д. В. Веневитинова // История, языки и культуры славянских народов: от истоков к грядущему: материалы II междунар. науч.-практ. конф. Прага, 2013. С. 119–126.
13. Иванов Д.В. Психологическая мысль в России середины XVIII века. А.П. Сумароков // Системная психология и социология. 2015. № 2 (14). С. 80–88.
14. Каменский З. А. Московский кружок любомудров. М.: Наука, 1980. 328 с.
15. Маймин Е. А. Русская философская поэзия. М.: Наука, 1976. 192 с.
16. Мнемозина. 1824. Ч. 2. 185 с.
17. Мнемозина. 1825. Ч. 4. 215 с.
18. Морозов В. Д. Д. В. Веневитинов (К характеристике личности и мировоззрения) // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1986. Вып. 12. С. 137–156.
19. [Надеждин Н. И.] Сочинения Веневитинова (Рец.) [М., 1831, Ч. 2] // Телескоп. 1831. № 7. С. 385.
20. Никулина В. В. Проблема этико-эстетического идеала в лирике Д. В. Веневитинова: автореф. дис. … канд. филолог. наук. Томск, 2003. 22 с.
21. Одоевский В. Ф. Сочинения. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1. 365 с.
22. Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии. М.: Смысл, 1997. 336 с.
23. Романова Е. С., Рыжов Б. Н. История психологии с системных позиций // Системная психология и социология. 2014. № 1 (9). С. 5–15.
24. Рыжов Б. Н. История психологической мысли. Пути и закономерности. М.: Воен. изд-во, 2004. 240 с.
25. Рыжов Б. Н. Системная периодизация развития// Системная психология и социология. 2012. № 5. С. 5–24.
26. Смиренский Б. В. Эстетические и философские воззрения Д. В. Веневитинова // Философские науки. 1969. № 6. С. 36–48.
27. Сухов А.Д. Литературно-философские кружки в истории русской философии (20-50-е годы XIX века). М.: ИФ РАН, 2009. 151 с.
28. Тартаковская Л. А. Д. В. Веневитинов. Личность. Мировоззрение. Творчество: автореф. дис. … канд. филолог. наук. Ташкент, 1966. 32 с.
29. Тартаковская Л. А. Дмитрий Веневитинов (Личность. Мировоззрение. Творчество). Ташкент: ФАН, 1974. 158 с.
30. Херасков М.М. Владимир. Эпическая поэма. 2-е изд. М.: В тип. комп. Типограф, 1787. (4), 244, (2).
31. Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1949. Т. 2. 944 с.
32. Шумилин Е.А. Психологическая мысль в трудах профессоров-естествоиспытателей Московского университета первой половины XIX века (1800–1840): автореф. дис. … канд. пед. наук (по психологии). М., 1955. 15 с.
33. Шумилин Е. А. Русские предшественники И. М. Сеченова // Очерки по истории русской психологии. М.: Изд-во Московского университета, 1957. С. 272–367.

References

1. Anshakova V.V. Prerequisites of Formation and Development of Personality Problems in the Domestic Psychological Thought in the Late XIX –Early XX Centuries. Astrakhan: Univ. house “Astrakhan University”, 2006. 289 p.
2. Belinsky V.G. Complete Works. M.: Publishing House of the USSR Academy of Sciences, 1955. Vol. 8.728, ill.
3. Good D.D. From Cantemir to the Present Day. 2nd ed. M.: Artist. Lighted., 1979. Vol. 2. 511 p.
4. Venevitinov G.N. Some Problems Early Russian Romanticism. (Philosophical and Aesthetic Views D.V. Venevitinov). M.: GITIS, 1972. 40 p.
5. Venevitinov G.N. Philosophical and Aesthetic Views of Wisdom (Some Problems of Early Russian Romanticism): abstract. dis. ... cand. philosophyscience. M.: Type. US, 1973. 15 p.
6. Venevitinov D.V. Compositions. M.: Type. S. Selivanovsky, 1829. Part 1. VI, 129 p.
7. Venevitinov D.V. Compositions. M.: Type. S. Selivanovsky, 1831. Part 2. XVI, 120 p.
8. Venevitinov D.V. Complete Works. M.: Academia, 1934. 539 p.
9. Galaktionov A.A. Russian Philosophy of XI–XIX centuries. L.: Science, 1970. 652 p.
10. Herzen A.I. Collected Works.: Univ. of Sciences USSR, 1956. T. 7. 468 p.
11. Gribushin I.I. Notes about Dmitry Venevitinov // Russian literature. 1968. № 1. P. 192–201.
12. Ivanov D.V. Slavic Psychological Thought: the Man and his Struggle in Representations D.V. Venevitinov // History, Languages and Culture of the Slavic Peoples: from the Origins to the Coming: Materials II Intern. Scientific-Practical. Conf. Praha, 2013. P.119–126.
13. Ivanov D.V. Psychological Idea in Russia in the middle of the XVIII century. A.P. Sumarokov // System Psychology and Sociology. 2015. № 2 (14). P. 80–88.
14. Kamensky Z.A. Moscow Circle of Wisdom. M.: Nauka, 1980. 328 p.
15. Maimin E.A. Russian Philosophical Poetry. M.: Science, 1976. 192 p.
16. Mnemosyne. 1824. Part 2. 185 p.
17. Mnemosyne. 1825. Part 4. 215 p.
18. Morozov V.D. D.V. Venevitinov (the Characterization of Personality and Outlook) // Problems of Method and Genre. Tomsk: Publishing House of Tomsk University Press, 1986. Vol. 12. P. 137–156.
19. [Nadezhdin N.I.] Compositions Venevitinov (Retz.) [M., 1831, Part 2] // Telescope. 1831. № 7. P. 385.
20. Nikulina V.V. The problem of Moral and Aesthetic Ideals in the Lyric D.V. Venevitinov: Author. Dis. ... Cand. Philology. Tomsk, 2003. 22 p.
21. Odoyevski V.F. Compositions. M.: Artist. Lighted., 1981. Vol.1. 365 p.
22. Psychology with a Human Face: a Humanistic Perspective in the Permanent Council of the Post-Soviet Psychology. M.: Meaning, 1997. 336 p.
23. Romanova E.S., Ryzhov B.N. The History of Psychology from the System Point of View // System Psychology and Sociology. 2014. № 1 (9). P. 5–15.
24. Ryzhov B.N. History of Psychological Ideas Thought. Path and Patterns. M.: Military. Publishing House, 2004. 240 p.
25. Ryzhov B.N. Systems Periodization of the Development // Systems Psychology and Sociology. 2012. № 5. P. 5–24.
26. Smirenski B.V. Aesthetic and Philosophical Views D.V. Venevitinov // Philosophical Sciences. 1969. № 6. C. 36–48.
27. Sukhov A.D. Literary and Philosophical Circles in the History of Russian Philosophy (20-50-ies of the XIX century). M.: IF RAN, 2009. 151 p.
28. Tartakovskaya L.A. D.V. Venevitinov. Personality. World. Creativity: Author. Dis. ... Cand. Philologist Sciences. Tashkent, 1966. 32 p.
29. Tartakovskaya L.A. Dmitry Venevitinov (Personality. World. Creativity). Tashkent: FAN, 1974. 158 p.
30. Kheraskov M.M. Vladimir. Epic poem. 2nd ed. M.: The Type Comp. Tipograf, 1787. (4), 244 (2).
31. Chernyshevsky N.G. Complete Works. M., 1949. T. 2. 944 p.
32. Shumilin E.A. Psychological Thought in the Works of Professors of Moscow University Scientists First Half of the XIX Century (1800–1840): Author. Dis. … Cand. Ped. Science (psychology). M., 1955. 15 p.
33. Shumilin E.A. Russian Predecessors I.M. Setchenov // Essays on the History of Russian Psychology. M.: State University Press, 1957. P. 272–367.