СИСТЕМНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
И СОЦИОЛОГИЯ

    Просмотров: 5990

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ ЦИВИЛИЗАЦИИ

(конец XI–XII вв.)[1]

Б. Н. Рыжов,

МГПУ, Москва

Статья представляет собой продолжение исследования, посвященного системной периодизации развития современной европейской цивилизации и сопоставлению развития цивилизации с соответствующими периодами развития человека. Начало этого исследования, опубликованное в № 14–15 журнала «Системная психология и социология», включает описание ранних этапов развития цивилизации, с V по вторую половину XI веков. Настоящая часть посвящена исследованию аналогий в развитии цивилизации и человека в период конца XI–XII веков.

Ключевые слова: системная периодизация развития, кризис развития, кризис семи лет, кризис цивилизации, крестовые походы.

PSYCHOLOGICAL AGE OF CIVILIZATION IN XI–XII CENTURIES

(continuation)

B. N. Ryzhov,

MCTTU, Moscow

The article is a continuation of the study on the system of periodization of the development of modern European civilization and its comparison with the corresponding periods of human development. The beginning of the study was published in № 2 (14)–3 (15)/2015 of the magazine «Systems psychology and sociology» and it includes a description of the early stages of civilization, from the 5th to the second half of the 11th centuries. This part is devoted to the study of analogies in the development of civilization and humans during the late 11th and 12th centuries.

Keywords: system development periods, crisis of development, the 7 year crisis, crisis of civilization, the Crusades.

Кризис семи лет в жизни цивилизации

Завершение периода дошкольного детства человека связано с возникновением у него произвольного поведения, подчиненного обобщенному правилу или норме, а также возникновению личного сознания — осознания своего места в системе общественных отношений [2, с. 312]. Эти новообразования детства закономерно приводят к очередному кризису развития, получившему название кризиса семи лет.

Рассматривая проблему кризисов в развитии человека, Л. С. Выготский видел в кризисе переход личности на новую, более высокую ступень развития. Кризис, по его мнению, связан с разложением возникшей ранее социальной ситуации развития и возникновением новой [5, с. 15]. Основными характеристиками кризисных периодов является резкое изменение ситуации в короткий отрезок времени, конфликты с окружающими и распад сложившихся на предшествующей стадии связей [1].

Кризис семи лет находит свое проявление в утрате наивности и непосредственности ребенка, появлении несвойственной ранее манерности и вычурности поведения. Самой существенной чертой этого кризиса Л. С. Выготский называет начало дифференциации внутренней и внешней стороны личности ребенка. Благодаря этому переживания приобретают смысл и у ребенка складывается новое отношение к себе. В этом возрасте впервые возникает обобщение переживаний, или аффективное обобщение, логика чувств, появляется ряд сложных образований, таких как самолюбие и самооценка, а также острая борьба переживаний [1].

Учитывая принципиальное единство системных законов развития, действующих на микро- и макроуровне социальных систем, ряд схожих системных изменений можно заметить и в развитии европейской цивилизации на рубеже XII столетия. Как было отмечено ранее, предшествовавшая эпоха X–XI веков соответствовала дошкольному детству цивилизации [3, 4]. Следующий затем исторический период, несущий в себе системные признаки кризиса семи лет ребенка, вошел в историю как эпоха крестовых походов.

Предкризисное состояние цивилизации явно обозначилось в конце XI столетия. Большинство хронистов этого времени отмечают небывалый рост религиозности общественных масс, ставший главной предпосылкой грандиозного социального взрыва, вскоре потрясшего всю Европу.

Монахи и священники, купцы и воины, многие простые люди того времени надеялись когда-нибудь побывать в Риме — Вечном городе, где приняли смерть тысячи христианских мучеников и с ними любимый ученик Христа — Святой Петр, над могилой которого стоял главный храм католического мира и в нем благословлял верующих Папа — наместник Христа на Земле.

На волне религиозного энтузиазма в конце XI века стали возникать новые центры европейского паломничества. Среди них особо выделялся расположенный на северо-западе Испании город Сантьяго-де-Компостела, где еще во времена Карла Великого были обретены мощи апостола Иакова. На месте разрушенной в Х веке маврами церкви с останками святого в конце XI века началось строительство грандиозного собора, вскоре ставшего конечной точкой знаменитой паломнической дороги «Пути Святого Иакова».

Находились и те, кто готов был идти еще дальше, кто продавал все, что имел, и отправлялся в Святую землю, чтобы, невзирая на множество опасностей, прикоснуться к камням, на которые ступала нога Спасителя. Число таких паломников возрастало год за годом. Но возрастала и опасность этого, самого важного, паломничества. В 1073 году Иерусалим захватили турки. При них притеснения христиан резко усилились. Вести об изувеченных, погибших и проданных в рабство паломниках взывали к возмездию. Так, давно накапливающееся религиозное воодушевление и негодование, вызванное рассказами вернувшихся из Святой земли, создали ситуацию, при которой напряженность в обществе превысила критический уровень и теперь должна была привести к решительным и незамедлительным действиям. Так завершилась фаза предкризиса цивилизации, вызванная ростом самосознания и интеграцией аффектов общества.

Для ребенка семи лет отношения со значимым взрослым по-прежнему играют первостепенную роль. Однако при этом существенно меняется отношение к себе. Ребенок начинает достаточно ясно осознавать меру своих возможностей и величину их различий по сравнению с возможностями взрослого. Поэтому он стремится как можно скорее стать взрослым и для этого готов брать на себя новые обязанности, выполнение которых заслужит похвалу взрослого. Он охотно подражает старшим по возрасту детям и с удовольствие копирует элементы их поведения — ведь все приближает его к столь важному миру взрослого человека.

Для европейской цивилизации XI–XII веков «значимый взрослый» — это Христос. Как и ребенок семи лет, человек этого времени впервые ясно начинает осознавать пропасть, лежащую между привычным ему земным миром и миром «иным» — миром Христа. Стремление приблизиться к этому высшему миру, приблизиться в самом прямом, физическом смысле, диктует идеи паломничества к святым местам, и далеким, как Иерусалим, и более близким, как Рим. Требует изыскания все новых святынь и реликвий, а вместе с тем предписывает совершать поступки, которые, без сомнения, будут одобрены «значимым взрослым».

Что же может сделать человек угодное Богу здесь, на Земле, где властвует «князь мира сего»? Конечно — с радостью подчиняться установленному Христом Закону, как ребенок с радостью встречает взрослого, подчинившись установленному им правилу [2, с. 315]. И человек XI века искренне возносит молитвы и изнуряет себя постами по примеру «старших» и более близких к «значимому взрослому» — святых и служителей церкви.

Но требование соблюдать заповеди Божьи обращено к человеческой личности, ее внутреннему, индивидуальному отношению к Богу. Однако есть и другая сторона вопроса. Человек живет среди других людей. Он часть земного мира. Что может сделать он угодное Христу как часть этого мира, в совместном труде с другими ее частями? На первый взгляд, почти ничего — ведь этот мир материален, а Царство Божие не от мира сего. Оно представляет собой нематериальную сущность, в которую не может проникнуть ничто материальное. Но Христос сам разрешил этот вопрос. Некогда Он пришел на землю Палестины, чтобы дать людям Новый Завет, объединяющий человека с Богом. Он как земной человек ступал по камням Иерусалима, испытал земные страдания и принял смерть на кресте во искупление первородного греха всего человечества. Все это было в том месте, что теперь называется Святой землей. Именно здесь в Христе соединились Дух Божий и плоть человека. И вот ныне это место в руках гонителей Христа. Может ли быть более угодное Богу общее дело верящих в Него, чем освобождение Святой Земли от неверных? В конце XI века это был риторический вопрос.

Несмотря на то, что, по мнению Л. С. Выготского, возрастные кризисы не имеют четких границ, родители четко фиксируют наступившую перемену благодаря неожиданному «взрослому» высказыванию ребенка или еще недавно казавшемуся совершенно невозможным поступку. Подобно тому, 26 ноября 1095 года в жизни европейской цивилизации произошло событие, столь же ясно обозначившее наступивший кризис, как и те перемены, которые определяют кризис семи лет ребенка.

В тот день во французском городе Клермоне, после состоявшегося там церковного собора, римский папа Урбан II в необыкновенно яркой и страстной речи призвал христиан освободить Иерусалим от мусульман. Город не смог вместить всех прибывших, и основное событие разыгралось за его стенами. Папа еще продолжал призывать верующих, а тысячи собравшихся, прерывая его возгласами «Так хочет Бог!», уже стали нашивать себе на одежду кресты из красной материи в знак решимости вернуть христианам святыни Иерусалима.

Спустя всего полтора года войско крестоносцев, пройдя тысячи километров, переправилось через Босфор и вступило во владения мусульман. А еще два года спустя, выдержав ряд сражений и осад, крестоносцы увидели цель своего похода — Иерусалим. Город был взят 15 июля 1099 года после жестокого штурма и стал столицей созданного европейцами Иерусалимского королевства, в вассальной зависимости от которого находилось еще три небольших христианских княжества.

В историографической литературе, созданной в русле социалистической и неолиберальной идеологии, преобладает негативная оценка как самих крестовых походов, так и их предводителей и вдохновителей. При этом основными мотивами крестоносного движения признаются в первую очередь хищническое стремление к личному обогащению и завоеванию новых территорий и лишь затем — религиозный фанатизм. Такая точка зрения представляется весьма тенденциозной. Как с этих позиций объяснить тот факт, что уже зимой 1095–1096 годов в поход двинулись сотни тысяч бедняков и детей, большая часть которых погибла при первом же столкновении с врагом? Также трудно усмотреть своекорыстные мотивы рыцарей, отправившихся в поход годом позже, многие из которых для того, чтобы обеспечить себе необходимую экипировку, распродавали все принадлежащее им имущество. И уж совсем сложно заподозрить в стремлении к личному обогащению воинов, вступивших в различные орденские братства и приносивших обет бедности и безбрачия. Первые из таких братств — ордена госпитальеров, Гроба Господня, тамплиеров — были созданы еще в самом начале эпохи крестовых походов и вскоре стали главной военной силой крестоносцев.

История всех предшествующих столетий была наполнена многочисленными войнами, которые велись за обладание теми или иными материальными ресурсами. Ими становились новые подданные, чужое имущество и присоединяемые к своим землям чужие владения. Большинство военных конфликтов содержало в своей основе столкновение национальных интересов. Свою роль играли и религиозные противоречия. Но эти противоречия всегда были лишь одним из множества факторов борьбы противостоящих друг другу социальных систем и выходили на поверхность лишь тогда, когда за ними стояли значительно более важные интересы сторон. Так, например, жестокие действия Карла Великого против язычников-саксов были во многом обусловлены близостью занимаемых ими земель к самому сердцу государства франков. Подчинение этих территорий диктовалось жизненными интересами страны, а достичь такой безопасности было невозможно без национальной и религиозной унификации захваченных земель. В то же время других, не менее упорных язычников, — славян ободритов — Карл рассматривал как союзников и много раз заключал с ними военные соглашения, поскольку они в тот момент не угрожали его интересам.

Ситуация начала крестоносного движения была принципиально иной. У его участников не было ни геополитических, ни сколько бы то ни было серьезных экономических интересов. Напротив, с этих точек зрения предприятие представлялось совершенно неудачным. Удаленность от Западной Европы, откуда прибывала основная часть крестоносцев, оставляла возможным только морской путь сообщения со Святой землей. Учитывая примитивный уровень кораблестроения XI века и рыскавшие по всему Средиземноморью флотилии пиратов и мусульманских правителей, путь этот был дорог, долог и полон опасностей. Кроме того, христиане в Палестине со всех сторон были прижаты к морю враждебными им народами, войска которых многократно превосходили по численности небольшие гарнизоны европейских воинов. При этом в случае любого столкновения с мусульманами крестоносцам приходилось рассчитывать только на себя: помощь из Европы даже при самых благоприятных обстоятельствах могла прийти лишь через многие месяцы, а реально — через годы.

Фактически с момента своего возникновения государства крестоносцев находились на осадном положении. И тем не менее в течение многих лет из Европы прибывали новые и новые пополнения религиозных энтузиастов. Они заменяли погибших в сражениях и состарившихся воинов и, повторяя их судьбу, сами гибли в схватках с превосходящим по силам противником. Тот же, кто больной и увечный, растративший в походе все свое состояние, спустя многие годы все же возвращался на родину, становился обузой для родственников, давно забывших о его существовании. С позиции «здравого смысла» последующих поколений, живших в иные исторические эпохи, такое поведение было нонсенсом, нелепостью, в лучшем случае — ребячеством, охватившим целый континент. Но именно это и позволяет назвать эпоху начала крестовых походов кризисом цивилизации.

Завершение кризиса семи лет цивилизации

Преодоление кризиса семи лет связано с очень существенным, по сути, революционным, развитием личности ребенка. В этот период развивается желание управлять своими поступками, действовать не под влиянием своих прихотей или опасений, а сообразно составленному плану. Впервые в жизни ребенка появляется нравственный императив, например, честное слово, данное взрослому или товарищу.

В целом личность ребенка, еще недавно аморфная и очевидно незрелая, по завершении кризиса семи лет впервые обнаруживает свойственные взрослому человеку черты относительно устойчивой внутренней системы отношения к себе и окружающему миру. В этом смысле окончание кризиса семи лет может рассматриваться как время рождения прообраза зрелой человеческой личности.

Очень схожий по своей системной сущности процесс рождения личности происходит в европейской цивилизации во второй половине XII века. Крестовые походы в Палестину продолжались до 1272 года, но не прошло еще и ста лет с начала первого похода, как стал заметен ряд новых симптомов, свидетельствующих о том, что острая фаза кризиса уже миновала. В ответ на усилившееся давление мусульман на государства крестоносцев рыцари и владетельные особы отправлялись в очередной объявленный папой поход не столько благодаря внутреннему религиозному чувству, сколько следуя долгу и традиции, а также желанию реализовать себя как воина и приобрести славу защитника христианской веры. Оказавшись на Святой земле, они уже были не только братьями во Христе, но нередко и соперниками в погоне за властью и положением в своем сообществе. Для тех же, кто оставался дома, различные налоги и пожертвования на благочестивые цели крестоносного движения становились привычным, почти рутинным явлением.

Энтузиазм, которым были охвачены значительные массы людей в конце XI – начале XII веков[2] теперь вспыхивал лишь изредка и на кроткий срок. Возможно, один из последних всплесков всеобщей решимости продолжить борьбу за веру был вызван известием о страшном поражении крестоносцев в битве с султаном Саладином при Хаттине и взятии Иерусалима мусульманами в 1187 году. Эта решимость привела к Третьему крестовому походу (1189–1192). Участие в нем наиболее могущественных европейских монархов — германского императора и королей Англии и Франции, — а также несколько важных побед над прославленным врагом, хотя и не возвратили крестоносцам Иерусалима, все же сделали этот поход не менее знаменитым, чем Первый.

Однако стоит отметить, как всего за несколько десятилетий для нас изменился образ человека той эпохи. Особенно хорошо это видно на примере участников крестоносного движения. Персонажи Первого похода кажутся окутанными дымкой. Хронисты почти не доносят нам сведений о том, как выглядели эти люди, об их вкусах, интересах и других индивидуальных качествах. Существует явное противоречие между достаточно полной информацией обо всех важнейших исторических деталях похода, с одной стороны, и крайне скудными сведениями о личностных особенностях его участников — с другой. Если бы не поэтическая фантазия Торквато Тассо[3], наделившая завоевателей Иерусалима множеством вымышленных подробностей, психологические характеристики этих героев выглядели бы предельно схематизированно и безжизненно. Личная храбрость, неизжитая к концу XI века варварская жестокость и возобладавшая над всем преданность религиозным идеалам — вот и все, что составляет донесенный до нас хрониками портрет участника тех событий, будь то предводитель войска или простой рыцарь.

В противоположность этому лица участников Третьего крестового похода узнаваемы и хорошо различимы. Своеобразие их личностей не вызывает никакого сомнения. Это особенно заметно при сопоставлении личностных особенностей лидеров похода. Мрачноватая фигура властолюбивого и расчетливого германского короля Фридриха Барбароссы имеет мало общего с фигурой склонного к интригам французского короля Филиппа IIАвгуста. Барбаросса — суровый рыжебородый воин, создавший образцовое для своего времени рыцарское войско[4]. Он прагматик до мозга костей и в то же время имеет свои принципы, за которые без колебания готов умертвить любого и умереть сам. В чем-то он напоминает Хагена из эпоса о нибелунгах. Крестовый поход на Восток для него — это одновременно и святой долг христианского монарха, и очередной шаг в неизменном стремлении возродить былое могущество империи, какое она имела во времена Карла Великого.

В отличие от него Филипп IIАвгуст — способный политик, предпочитающий добиваться успеха не в сражении, а путем искусной дипломатической игры, подолгу выжидая удачного стечения обстоятельств. Ему присуще определенное изящество, он первый стал именоваться не королем франков, а французским королем, очевидно, дистанцируясь от варварского прошлого эпохи Меровингов и Каролингов. Памятником Филиппу IIАвгусту стала носящая его имя знаменитая стена, которой он опоясал Париж и которая потом много раз служила защитой столице Франции[5]. В ней воплотился дух и характер этого умного и осторожного короля.

И уже совершенно особый образ — фигура короля Англии Ричарда Львиное Сердце, еще при жизни признанного эталоном рыцарской доблести. Множество источников дают нам описание яркой внешности и не менее ярких внутренних качеств этого харизматичного монарха. Страстный любитель поединков и битв, отчаянный храбрец, он не раз заставлял отступать врага, лично врубаясь в его ряды в самом опасном месте сражения. Столько же раз он демонстрировал и редкую выдержку, помогавшую устоять перед изощренным коварством противника. При этом Ричард был учтив с дамами, неплохо пел, сочинял стихи и мог проявить истинно рыцарское великодушие, но он же, разъяренный уловками врага, мог приказать перебить несколько тысяч связанных пленников и совершить такие поступки, что много столетий спустя матери-мусульманки заставляли замолкнуть плачущего малыша словами: «Тише, а то король Ричард услышит».

Заключение

Таким образом, на смену движению безликих масс, которые заполняли предшествующие века, и их лидерам, нередко более похожим на греческие маски, чем на живых людей, со времени Третьего крестового похода в европейской истории утверждается человеческая личность. Живая и открытая, как личность ребенка, она неизменно будет привлекать к себе внимание будущих поколений[6]. Само же ее появление свидетельствует о завершении очередного кризиса цивилизации и начала новой эпохи, которую можно назвать «школьным возрастом» цивилизации.

Литература

1. Выготский Л. С. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982. 488 с.
2. Обухова Л. Ф. Возрастная психология: учеб. пособие. М.: Педагогическое общество России, 2000. 448 с.
3. Рыжов Б. Н. Психологический возраст цивилизации / Системная психология и социология. 2015. № 2 (14). С. 60–70.
4. Рыжов Б. Н. Психологический возраст цивилизации IX–XI вв. (продолжение) / Системная психология и социология. 2015. № 3 (15). С. 93–102.
5. Хухлаева О. В. Психология развития: молодость, зрелость, старость: учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. М.: Издательскийцентр «Академия», 2002. 208 с.

References

1. Vygotsky L. S. Collected Works: in 6 volumes. Vol. 1. M.: Pedagogika, 1982. 488 p.
2. Obukhova L. F. Age Psychology. M.: Pedagogical society of Russia, 2000. 448 p.
3. Ryzhov B. N. Psychological Age of Civilization / Systems Psychology and Sociology. 2015. № 2 (14). P. 60–70.
4. Ryzhov B. N. Psychological Age of Civilization IX–XI centuries (continuation) / Systems Psychology and Sociology. 2015. № 3 (15). P. 93–102.
5. Huhlaeva O. V. Psychology of Development: Youth, Maturity, Old Age. M.: Academy, 2002. 208 p.