Психологические исследования
Романова Е. С., Абушкин Б. М. Актуальные задачи личностного развития школьников для повышения эффективности их учебной деятельности
Бразгун Т. М., Ткачева В. В. Психологическое консультирование как инструмент выявления особенностей родительско-детских отношений в семьях детей с ОВЗ
Злобина М. В., Краснорядцева О. М. Многомерность психологических характеристик феномена «толерантность (интолератность) к неопределенности»
Лигай Л. Г., Данилова Е. Ю., Земченкова В. В. Системный социально-психологический анализ проблем подготовки научных и научно-педагогических кадров
Дядык Н. Г. Системный анализ взаимосвязи буллинг-структуры и психологической атмосферы в школьном коллективе
Кучарин Е. А., Котова Е. В. Взаимосвязь ревности и привязанности в юношеском возрасте
К юбилею В. И. Лубовского
Богданова Т. Г., Назарова Н. М. В. И. Лубовский и современная специальная психология
Лубовский Д. В. Значение работ В. И. Лубовского для специальной психологии и практики обучения детей с нарушениями в развитии
Лубовский В. И. Что такое «структура дефекта»? (аннотация к статье С. М. Валявко)
Информация
Сведения об авторах журнала «Системная психология и социология», 2023, № 3 (47)
Г. Ю. Никипорец-Такигава, О ГРАНИЦАХ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ В ЭПОХУ КИБЕРКОММУНИКАЦИИ И КИБЕРИНФОРМАЦИИ
| Журнал » 2016 №17 : Г. Ю. Никипорец-Такигава, О ГРАНИЦАХ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ В ЭПОХУ КИБЕРКОММУНИКАЦИИ И КИБЕРИНФОРМАЦИИ |
Просмотров: 5849О ГРАНИЦАХ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ В ЭПОХУ КИБЕРКОММУНИКАЦИИ И КИБЕРИНФОРМАЦИИ
Г. Ю. Никипорец-Такигава, Кембриджский университет, Великобритания, РГСУ, Москва
Интернетизация затронула, среди прочего, сферу использования информации и коммуникации, существенно убыстрив, упростив и обеспечив к ним доступ, свободный от социальных и географических препятствий. Не идеализируя этот прогрессистский образ, на котором немало известных пятен, признаем, что появление Интернета изменяет традиции обмена информацией и производит специфическую культуру коммуникации, увеличивая количество информационных и коммуникативных полей, к которым постоянно подключен индивид, и объединяя одинаковыми полями ранее слабо или почти не связанных индивидов. В данной статье обсуждаются последствия этих изменений для понимания границ нации и национальных идентичностей. Выводы, сделанные на британском материале, транспонируются и на русскоязычные общины, проживающие в других странах и русскоязычную диаспору в целом. Ключевые слова: нация, национальная идентичность, интернет, диаспора, мигранты.
ON THE BORDERS OF NATIONS AND NATIONAL IDENTITIES IN THE ERA OF CYBER COMMUNICATION AND CYBER INFORMATION
G.Nikiporets-Takigawa, University of Cambridge, Cambridge, UK, RSSU, Moscow
Internetization has affected, among other things, the scope of the use of the information and communication, significantly increasing, simplifying and providing access to them which is free of social and geographical barriers. Without idealizing the progressivist image which has many well known spots, we should confess that the emergence of the internet changes the tradition of the information exchange and produces a specific culture of the communication while increasing the amount of informational and communicational fields, which a person is constantly connected to, and also by uniting previously loosely and almost non united individuals with the same fields. This paper discusses the implications of these changes for the understanding of the borders of the nations and the national identities. The conclusions are drawn on the base of the British material but they are relevant to Russian-speaking community in the other countries and the Russian-speaking diaspora at the whole. Keywords: nation, national identity, the internet, diaspora, migrants.
Введение При многих расхождениях в трактовках «наций» Э. Геллнер и Э. Ренан едины в стремлении очерчивать их пределами государств, полагая, что культурные границы должны совпадать с политическими [5; 10]. Б. Андерсон тоже не отказывается от идеи «ограниченности» наций, хотя, вводя понятие их «воображённости», делает шаг к более абстрактной, тем самым более гибкой, объяснительной парадигме. Он говорит о том, что «нация воображаетсяограниченной,потому что даже самая крупная из них, насчитывающая, скажем, миллиард живущих людей, имеет конечные, хотя и подвижные границы, за пределами которых находятся другие нации» [1]. Здесь имеется в виду этнокультурное понимание нации, но где пролегают границы в случае мультиэтничной и мультикультурной идентичности, носителем которой может быть современный человек и о которой пойдет речь в этой статье? В случае другого понимания нации, гражданского, границы тоже вызывают вопросы. Так, они отделяют основную часть нации, живущую на исконной территории (метрополию), от эмигрировавших в силу разных причин (диаспоры). Это легко представить, когда эмиграция обозначает, помимо трудности возвращения и поддержания контактов с родной страной, еще и отрыв от ее языкового и культурного поля. Однако где проложить их в эпоху глобализации, интенсивной трудовой миграции и переориентации общества на киберинформацию и киберкоммуникацию, которые существенно сглаживают, если не полностью ликвидируют обозначенные трудности и разрывы? Советские и постсоветские переселенцы в страны с более быстрым относительно их родных мест распространением новых технологий сразу воспользовались ими именно в этих целях. Далее, с подключением к Интернету, говорящие на русском языке, но живущие в разных странах и раньше практически не видимые друг для друга, объединились постоянным присутствием на одних и тех же дискуссионных площадках. Результаты стали заметны сначала на лингвистическом уровне в стилистической, лексической, синтаксической конвергенции русских языков диаспоры и метрополии, постепенной унификации языкового поведения [21; 23] и выработке единого netspeak [15]. Похожий процесс распространяется под влиянием новых технологий и на уровень дискурса. Рассмотрим его движущие механизмы и проявления подробнее.
Материал и методы Материалом для данного исследования являются интернет-дискуссии на крупнейшем русском форуме и сайте в Англии RuTalk (несмотря на такую «английскую», а не британскую самоидентификацию, здесь общаются и русскоязычные, проживающие в Шотландии и Уэлсе) [24]. Этот сайт насчитывает 59223 пользователя (на март 2016) и представляет все основные группы русскоязычных мигрантов: трудовых (которые называются в Великобритании «высококвалифицированными мигрантами» и приезжают по рабочим визам, в основном, в IT-компании и университеты), образовательных (которые приезжают учиться), а также семейных (которые существовали всегда, но не были столь многочисленны, как в последние двадцать лет). Чтобы уточнить данные, собранные в интернет-дискуссиях, в статье используются этнографические методы включенного («ненавязчивого») наблюдения, интервью в фокус-группах и глубинные интервью.
Обсуждение Нация — это «дискурсивная формация» [17], и национальная идентичность не статическая данность, но постоянно «генерируется и воспроизводится через дискурс» [26, p. 186] «в динамическом, подверженном разным влияниям процессе коммуникации» [18, p. 225], посвященной общим прошлому/настоящему/будущему, культуре и территории, а также — «человеку национальному» (ahomonationalis) [Там же, p. 25]. Последнее «полностью основано на развитии и продвижении идеи национальной самобытности и уникальности и включает только положительные качества» [Там же, p. 27] наряду с поиском «худшего Чужого» [17], на фоне недостатков которого ярче проявляется «лучший Я» [Там же]. Названные тактики применительно к диаспоре могут считаться сигналом культурного конфликта и признаком плохо адаптированной личности. Это серьезное упрощение: на самом деле, чем сильнее чувство принадлежности к новой нации, тем легче оставаться патриотом родной страны; чем удачнее встраивание в новую жизнь, тем острее осознается и выше ценится (во всех смыслах) собственное многоязычие-мультикультурализм-мультинациональность, и охотнее выбор не обезличивающей ассимиляции, но равноправной интеграции (см. определения в [27]). Среди положительных качеств своей нации постсоветскими мигрантами называются типичные для патриотического дискурса «широта натуры», «духовность и пренебрежение материальными ценностями в пользу духовных», «доброта, душевность и гостеприимство», «героизм (народ-победитель)», высокий уровень культуры и образования, которые не обходятся без обобщений, идеализации, абстракции и мифологизации. Так, например, говоря о своем лучшем образовании, выходцы из постсоветского пространства часто имеют в виду его советский вариант, с которым многие знакомы только в виде «постпамяти» [19], хотя более старшими поколениями, учившимися в советских школах и вузах, этот опыт идеализируется, в итоге доходя до младших поколений в фактически искаженном виде, но принимаясь, как и свойственно мифу, за реальность [3] и помогая вне зависимости от личного образовательного багажа и возраста испытывать гордость за свою «лучше других образованную нацию». Этот пример требует размышления о том, о какой нации в данном случае идет речь. Дело в том, что постсоветская русскоязычная миграция выезжала зарубеж уже из постсоветских стран и представляет тем самым не единую нацию, а разные. Но, как видно из примера выше, источником гордости оказываются достоинства страны, которая для всех была общей, и осознание себя частью своей постсоветской страны совмещается в сложном идентификационном комплексе с таким же отношением к СССР. Коллективная советская память еще очень «горяча» [2], причем мигранты ощущают это даже сильнее, чаще воссоздавая в своих референциальных рамках те фрагменты, которые имеют отношение к общему советскому прошлому и в меньшей степени востребованы в их родных постсоветских странах. Потому что СССР разделился на разные государства, тогда как постсоветские мигранты снова оказались объединенными в одной стране (в Америке или Австралии, Британии или Японии и так далее), снова образовав одно сообщество постсоветских людей с общим языком и общим советским прошлым. Безусловно, советские компоненты постсоветской идентичности конфликтогенны в силу того, что советское наследие включает как достижения, так и травмы, победы и поражения, противоречивые события и персоналии. Более того, версии памяти и процесс осмыслений и примирения с советским прошлым отличаются в разных постсоветских странах, следуя векторам политического развития «по дороге к западу» или же «вместе с Россией», трагедию расхождений которых сейчас можно наблюдать. Но существуют ли подобные расхождения между теми, кто живет в Белоруссии, России, Украине и других постсоветских странах, и выходцами из этих стран, мигрировавшими на запад, т. е. уже априори сделавшими свой западный выбор? Постсоветская миграция сильно отличается от предыдущих волн с точки зрения мотиваций переезда, поэтому в диаспоре оказываются носители разных идеологий и мировоззрений. Из-за интернетизации, как уже отмечалось выше, переезд более не означает разрыва с родной страной: Интернет позволяет оставаться в родном информационном пространстве, в том числе, если есть желание, во власти господствующего в них идеологического дискурса, имея полную возможность не менять своих политических взглядов. В результате чего нация прирастает гражданами, которые, находясь за ее границами и в пределах других наций, полноправными представителями которых они являются, выражают также «ежедневный плебисцит» [10] по отношению к своей родной нации. Для них возможность постоянно находиться в ее дискурсивном поле, предоставленная Интернетом, имеет особую ценность, и среди многочисленных площадок для общения и информационных сайтов, предлагаемых Всемирной сетью, они добровольно и целенаправленно выбирают русскоязычные. В результате, современная диаспора все более становится метрополией в миниатюре и концентрированным выражением проходящих в метрополии процессов.
Заключение Все вышеизложенное заставляет переосмыслить понимание нации и национальной идентичности. Постсоветский человек исторически балансирует между разными самоидентификациями: этнической (или даже несколькими этническими) и национальной; прошлой советской и настоящей постсоветской; общей для всего постсоветского пространства языковой и культурной и своей национальной (если они не совпадают), а также европейской и евразийской. В случае мигрантов приходится выбирать еще и между двумя разными национальными принадлежностями. Интернетизация, однако, отменяет необходимость выбора. Она предлагает объединить все эти самоидентификации, сохраняя единый язык общения (который посредством Интернета стал ежедневной практикой всего говорящего на одном языке сообщества, независимо от национальности); укрепляя общую культурную идентификацию (так как Интернет обеспечивает возможность постоянно рефлексировать на тему общего прошлого и культурного капитала); при этом сохраняя и развивая этническую, а также идеологическую. Язык, культура и советское прошлое цементируют этнические и мировоззренческие разрывы, и там, где языковые и культурные самоидентификации совпадают, возникает транснациональное, перекрывающее политические границы наций сообщество. Эта ситуация не приводит к дисгармонии и конфликтам идентичностей. Скорее, такое положение дел нужно воспринимать как естественное для постиндустриального общества. Интернет как поляризует, так и объединяет и, в конце концов, интенсифицирует характеристики постиндустриального сообщества, в котором сосуществуют мириады микро- и макроидентичностей. Границы государств существуют в области политики, на индивидуальном же уровне ни этих границ, ни границ между идентичностями не ощущается и даже не воображается. Так как интернетизация объединила диаспоры и метрополии единым информационным и коммуникативным полем, проблематична сама возможность разграничения понятий диаспора и метрополия. Диаспора представляет собой гомогенное пространство со своей метрополией, и производные кибернетизации в виде убыстрения и упрощения связей между всеми русскоязычными способствуют транснациональности существования постсоветского русскоязычного сообщества, в котором не просто прочертить границы между этничностями и национальностями.
Литература
References
|