СИСТЕМНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
И СОЦИОЛОГИЯ

    Просмотров: 8392

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ:

К ИСТОКАМ ОСНОВНЫХ ИДЕЙ О ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ ЧЕЛОВЕКА, ЕГО БОРЬБЕ И ТРУДЕ

Д. В. Иванов, Н. А. Галюк, НГПУ, Новосибирск

В статье рассматриваются ведущие идеи отечественной психологической мысли, ставшие своего рода истоком для последующего развития российской психологии. В исследовании используются историко-психологическая реконструкция, психологическая интерпретация представлений о человеке, его потенциальных возможностях, борьбе и труде, тех кардинальных вопросов, которые затрагивают сам смысл его существования.

Ключевые слова: человек; потенциальные возможности; кардиогностический принцип психологии; ремесло; обучение; труд; борьба.

PSYCHOLOGICAL IDEA IN RUSSIA:

TO ORIGINS BASIK IDEAS ABOUT HUMAN POTENTIAL,

ITS STRUGGLE AND LABOR

D.V Ivanov, N.A. Galyuk, NSPU, Novosibirsk

The article deals with the idea of leading domestic psychological thought, became a kind of source for the further development of Russian psychology. The article uses the historical-psychological reconstruction of the psychological interpretation of the human representations, its potential, combat and labor, the critical issues that affect the very meaning of his existence.

Keywords: human; potential; kardiognostichesky principle of psychology; craft; education; work; struggle.

Введение

Изучение истоков отечественной психологической мысли актуально в свете сегодняшнего дня, поскольку идет поиск новых стратегий формирования образа самого человека, способов реализации его потенциальных возможностей, затрагивающих кардинальные вопросы его существования (борьбы, труда). Здесь обнаруживаются «национальные особенности» (Б. Н. Рыжов), указывающие на оригинальность самой философско-психологической рефлексии о человеке и его потенциальных возможностях. Историко-психологическая реконструкция и психологическая интерпретация позволяют представить идеи, ставшие своего рода истоком отечественной психологии «системно», что позволяет говорить о большом потенциале философско-психологической мысли нашего наследия [19; 20].

Ремесло (профессия) как способ реализации потенциальных возможностей человека в жизни

В отечественной философско-психологической мысли достаточно рано сложились представления о человеке, задачах его существования (труде, борьбе) и необходимости подготовки его к трудовой (профессиональной) деятельности. Отметим, что начиная с XIII столетия в русской ученой книжности употребляется слово «человек», в понимании значения «всякий свободный индивид» [12: с. 148]. Каждый из таких «индивидов» наделялся потенциальными возможностями, мог занять свое место в жизни, обозначая свой успех в труде или борьбе на благо поддерживаемого его сообщества.

Русь переживала времена набегов и нападений (печенеги, половцы, татары, хазары и др.), многочисленных союзов князей-пра-вителей друг с другом, их вражду, татаромонгольское иго. Тем не менее мир средневекового русского человека был многогранным: сложные, иерархичные социальные отношения, распространенные в большей степени персональные контакты, несмотря на расстояния и преграды, сформированные не только материальные потребности, но и высокие духовные запросы. Поэтому, во все «темные» и «светлые» времена Русь славилась своими мастерами, умельцами, одаренными ремесленниками, способными развивать не только хороший вкус в повседневности, но и отвечать на запросы высшего духовного характера у человека, а также выступать защитниками-борцами своего рода, своего отечества. Основной ценностью потенциальных возможностей русских мастеров была ручная умелость, складывающаяся из наглядно-действенного и пространственного мышления, мускульно-пальцевой и образной памяти, способностью к наблюдательности, концентрации и переключению внимания, точности координации движений, решительности и настойчивости как проявляемых качеств развитой воли.

О человеке и его природе, потенциальных возможностях, труде и борьбе говорится в многочисленных мифах, былинах, сказках, философско-психологических миниатюрах (пословицы и поговорки), заговорах и заклинаниях.

Например, в былинах: Микула Селяно-вич — профессиональный пахарь, Илья Муромец — профессиональный воин, Ставр Годи-нович, «гость черниговский», и Садко-купец, «богатый гость новгородский», — профессиональные торговцы; в сказках: Никита Кожемяка — мастер кожевенного дела, а Марья-искусница — умелица-мастерица во многих видах деятельности и профессиях. Былины содержат указание не только на существующие виды профессий, но описательно помогают понять сущность профессиональной деятельности, а также ретроспективно рассмотреть образ героя в годы ученичества [2: с. 129-135; 193-205; 243-261].

В сохранившейся до нашего времени сказке «Заяц и бобёр» [5: с. 169-171] герой помогает другим, традиционно как воин — он храбр («бобёр-хоробёр»: хоробёр — храбр, храбор — воин, храбрый борец) и, как можно предположить, мастер в древодельном и кам-несечном ремеслах («за поясом топор востёр»). Обучение подобным ремеслам требовало наличия специальных способностей, среди которых хороший глазомер, пространственное воображение и многое другое. Особо отмечено в сказке присущее данному герою («бобру-хоробёру») такое человеческое качество, как отзывчивость. Таким образом, здесь можно заметить уважительное отношение к человеку — мастеру, профессионалу, знающему «разное» ремесло, готовому «поправить» судьбу попавшего в трудное жизненное положение другого человека.

Психологически сказка — это иносказательно выведенный алгоритм действия для человека, аллегорически представленный жизненный путь, сам прообраз жизни. Труд и профессиональные навыки, описанные аллегорически и метафорически в сказках, могут быть поняты как необходимые точки опоры в жизни человека, помогающие ему познать и преобразовать мир, «опредмечивая» и «распредмечивая» его, а также представлять смысловую основу собственной профессиональной подготовки и образования.

Психологические особенности человека — профессионала в труде — отразились в заклинаниях — особых ритмических, поэтических формулах, обладающих, по мнению произносящих их, особой магической силой и способствующих закреплению профессиональных умений.

Тяжело трудившийся человек в заклинаниях «рифмовал» свои желания, ориентированные, например, на то, чтобы преумножился и сохранился урожай. Иными словами его профессиональные умения обозначались поэтическими формулами, подкреплявшимися магией.

Были и другие заговоры, использовавшиеся профессиональными воинами, посвятившими свою жизнь воинской профессии. Такие заговоры защищали от стрел и копий, лютости врага и т. п.

Особо ценились заговоры на единоборство, противостояние в соревновательных поединках, проходивших профессиональное обучение («борьба — учение») храборов (храбров). Желающий победы в «борцовском подвиге» молодец-храбр говорил, что он выйдет к океану-морю «рубить булатным топором дуб крепковастый» и как «с того сыраго дуба щепа летит, тако же бы и от меня (имя рек), валился на сыру землю борец, добрый молодец, по всякий день и по всякий час. Аминь (трижды). И тем моим словам ключ в море, замок на небе, от ныне и до века» [6: с. 385]. Борцовский труд и соответствующее «храборское ремесло» оказываются в понимании людей «сродни» с древодельным и камнесечным, кузнечным тяжелым ремеслом, проявлением многих потенций человека, как, например, ручной умелости. Представления о борце, нуждающемся в победе, близки представлениям о трудящемся человеке, которому необходим успех в своем деле.

Профессиональные заговоры содержат основные потребности и желания трудящегося человека, они дают возможность понять базовые задачи агентов профессии, входят составной частью в общий смысл профессионального образования Древней Руси.

Идея профессиональной «выучки» и потенциальных возможностей (психологических особенностей) человека нашла свое отражение и в «философско-психологических миниатюрах» — пословицах и поговорках [17]. Приведем несколько из большого числа таких миниатюр, созданных русским человеком: «Без ремесла — без рук» (человек без профессиональных умений остается беспомощным, ему сложно «общаться» с предметным, материальным миром, «беспомощен» он и в общении с окружающими его людьми); «Всякому молодцу ремесло к лицу» (особое значение имеет профессиональная подготовка — ремесло, а человек, умеющий выполнять профессионально свое дело, имеет высокий социальный статус: поскольку он не бездельник и «в лице» это особенно видно; владеющий ремеслом человек «особо красив», «добронравен»); «Золото познается в огне, человек — в труде» (важно, насколько профессионально человек выполняет свое дело — трудится, насколько он проявляет себя как мастер, специалист, хороший работник); «Искусство лучше силы» (профессиональные умения и навыки способствуют успеху в деле с меньшими затратами энергии); «Кто к чему родится, тот к тому и пригодится» (для обучения определенной профессии необходимы специальные способности); «Мастер на все руки: и швец, и жнец, и в дуду игрец» (человек творческий профессионально выполняет разную работу); «Человек сыт одним хлебом, да не одним ремеслом» (хорошо быть обученным нескольким профессиям, подготовленными по смежным специальностям, еще лучше, когда профессии сочетаются, например, инженера и педагога) и др.

В пословицах и поговорках русского народа, по мнению психолога Е. А. Климова, представлены этапы трудовой, профессиональной деятельности (труда и долга). Пословицы запечатлели процесс обдумывания, осознания, обсуждения, оценки исполнения дела, регулирование побуждений к нему [11: с. 43-48].

Современные лингвисты, рассмотревшие концепт «труд» в русском языке, а именно в пословицах и поговорках, выделили место труда в жизни человека, его характеристику как процесса, результаты труда, типы поведения людей в соответствии с их отношением к труду. Это позволяет говорить о том, что концепт «труд» представляет собой ментально-когнитивное образование, отражающее систему представлений человека об этом явлении в его жизни [1]. Человек, овладевающий сложившейся системой научных знаний и познавательных умений, практических навыков, не только формирует собственное мировоззрение, но также находит свое место в мире труда или борьбы.

Пословицы и поговорки, их «человеко-ведческая» направленность говорят также о живом движении психологической мысли, развитии психологических знаний и взглядов у народа-автора о человеке, его труде и потенциальных возможностях начиная с первоначальных этапов его истории.

Психологические качества трудящегося человека, мастера своего дела, находили отражение в многозначном славянском слове «нрав», а именно в сочетании с прилагательными, которые, как считают исследователи, уточняют характер: «нрав велик», «нрав добр», что могло истолковываться и как мужество, и как доблесть, и, что важно, — как высокое мастерство [12: с. 126]. Человек, имевший добрый и великий нрав, считался и прекрасным мастером своего дела. В этом была своеобразная народная логика: человек добрый по своему нраву готов оказать помощь другому, готов освоить для этого любое дело. Поскольку добрый человек не своенравен (т. е. эмоционально он устойчив), не упрям до глупости, а терпелив по необходимости, то он может научиться всем секретам мастерства и исполнять само дело на отличном от многих других уровне.

Основой понимания сути всего происходящего в жизни человека Древней Руси, в том числе в сфере труда как системы сложившихся представлений, профессиональной подготовки, являлся принцип кардиогностической психологии (психология сердца) — архетип русской культуры.

В русской картине мира важную роль играет сердце, в котором выражается «сокровенный центр личности» (Б. П. Вышеславцев): это орган соприкосновения с Богом, «вместилище души, сосредоточие жизненных сил»; «сердце есть умное видение, но вместе с тем умное делание». Сердцу приписывались все функции сознания, оно «мыслило» и «принимало решения». Благодаря «сердцу» человек обретает совесть, живет по «сердечным», т. е. нравственным, законам. В русской философско-психологической традиции сердце предстает как центр физической, психической и душевной жизни человека вообще. Размышления о предназначении сердца развились в системные представления кардиогностической психологии, значимой для понимания живой связи антропологических, философских (философем) и психологических (психологем) воззрений, их преемственности в русской психологической мысли на протяжении ряда веков.

Русский человек познавал и творил («рас-предмечивал» и «опредмечивал») свой мир «с глубоким проникновением сердца» во все, что с этим миром было связано. Он с мастерством и любовью обрабатывал землю, плавил металлы, выпекал хлеб, набивал ткани, возводил крепости, создавал нетленные сакральные образы и тончайшие ювелирные украшения.

На землях Древней Руси строились мощные укрепительные сооружения и разнообразные хозяйственные постройки в городах, расширяющих свои границы, обустраивалась транспортная система, соединяющая поселения разных княжеств между собой. Викинги, открывшие для себя Русь, были поражены как количеством, так и богатством ее городов, называли ее Гардарики — страна городов.

В эпоху великого князя Владимира II Мономаха (XI в.) в Древней Руси было более 200 городов, имевших между собой сообщение и обеспечивавших своим жителям достаточно высокий уровень жизни и благополучия. В такой стране городов возникает большая потребность в специалистах — мастерах своего дела, умевших строить укрепления, изготовлять оружие, отвечавшее запросам военных, а также различные орудия труда, предметы быта, украшения для повседневности и для обрядовых мероприятий, обрабатывать дерево, переплавлять металлы, набивать ткани и др.

В Древней Руси осуществлялось профессиональное обучение гончарному, косторезному, древодельному, камнесечному, ювелирному, кожевенному, металлургическому (литейному и др.) ремеслу, сельскому хозяйству, корабельному, торговому (гостевому) делу и др. Мастера, обучавшие начинающих ремесленников, зачастую были сами образованными людьми с духовными и эстетическими запросами.

В древнерусских городах X-XIII веков историки насчитывают до 64 специальностей ремесленников, не учитывая даже при этом профессии, представители которых осуществляли обслуживающие функции (повара, возчики, скоморохи, гусляры и пр.), а также профессии, требующие особого таланта и подготовки (лекари, архитекторы и пр.) [10: с. 50]. Всем этим профессиям необходимо было учиться, проходя иной раз длительные этапы подготовки и наблюдая за профессиональным мастерством самого учителя. Наставников, лучших мастеров искали практически по всему свету. Профессиональная подготовка имела ряд традиций, включавший порядок взаимного обучения ремесленников, обмена профессиональным опытом, особенно когда речь шла об удаленных друг от друга мастерских.

Существуют свидетельства об обогащающем взаимообмене опытом и технологиями обучения с ремесленниками из других стран. Так, историк, географ, философ и психолог В. Н. Татищев в работе «Представление о купечестве и ремеслах» (1748) отмечает, что благодаря союзу между русским князем Андреем

Боголюбским (XII в.), волжскими болгарами и германским императором Фридрихом I Барбароссой, сторонником идеи образования, в том числе университетского, на Русь приехали ремесленники, знавшие толк в архитектуре и во многих других ремесленных искусствах [23: с. 393]. Естественно, ремесленники обменивались своим мастерством, что создавало дополнительные возможности для обучения новым технологиям местных учеников.

В работе Татищева помимо этого эпизода приводится много фактического материала о призвании иноземных мастеров-ремеслен-ников на Русь и дальнейшем развитии здесь ремесел. Однако это не умаляет потенциальных возможностей самих русских ремесленников, но показывает, что профессиональные технологии передавались из рук в руки и организовывалось профессиональное общение. Мастера учились друг у друга, поэтому «мотивы творчества», свойственные одной культуре, могут прослеживаться в другой.

Хорошее обучение ремеслу было возможно благодаря развитым социальным взаимоотношениям в обществе, где все его члены были взаимосвязаны между собой и подчинялись установленным законам. Существовали на Руси и «разработанные» способы социализации каждого нового члена сообщества, поскольку была обнаружена значимость основных факторов этого процесса. Природа, игра, труд, родной язык, устное народное творчество, религиозные ритуалы — все включалось в обучение человека жизни и тем многообразным профессиональным умениям и навыкам, благодаря которым он мог стать мастером.

Психологически верно обеспечивалась взаимосвязь человека с миром ремесел и профессий на разных этапах его становления. Так, в детстве благодаря верно подмеченному стремлению ребенка подражать взрослым в его игру включались сюжеты, носившие профессионально-ориентированный характер, те игрушки, которые дети изготовляли сами. Дети, помогая взрослым, развивали у себя интерес к тем трудовым, профессиональным действиям, которые выполняли старшие. Главное — приобретались знания о трудовых отношениях и профессиях взрослых, формировалась положительная мотивация к труду.

Дети стремились к достижениям в порученных делах, приобретали начальные профессиональные навыки. Порученное дело развивало наблюдательность, познавательную активность ребенка. Ребенок воображал себя в мире профессий, представлял заданное ему дело или работу как успешную. К подростковому возрасту у него уже была сформирована система приоритетов, ценностей, которая направляла избирательность его отношений к профессиям, тем «промыслам», которые им предпочитались или были выбраны за него старшими. Подростка обучали ремеслу, чтобы уже в юношеском возрасте он стал молодым ремесленником, был готовым к совершенствованию собственного мастерства. Сохранялась преемственность образа умельца, мастерового человека, проявившего свои потенциальные способности, нашедшего свое место в мире.

В зрелом возрасте («възраст мужьства») у мастера появляется возможность реализовать себя в освоенном ремесле. Мастер погружается в профессиональную жизнь, получает социальный отклик — подтверждение своей профессиональной значимости. Он оказывается полностью интегрированным в профессиональную среду, становится носителем профессиональной культуры (мастерства). У мастера формировалось «ремесленное» (профессиональное) сознание. «Ремесленное» (профессиональное) сознание — мышление, направленное одновременно на самого индивида — носителя мастерства — и внешние объекты, преобразуемые им; понимание себя как созидателя, способного к «опредмечиванию» и «распредмечиванию» окружающего мира.

В Древней Руси придавали значение идее поиска соотношения природных возможностей (способностей) человеческой натуры и профессиональных навыков ремесла, которому человек обучался. Практически это осуществлялось как отбор к обучению по проявляющимся у человека способностям к определенной профессии. Создавалась база для развития индивидуальности будущего профессионала, умеющего ценить свое ремесло и свое искусство.

Кроме того, культуре Древней Руси присуще ясное осознание многозначности проявлений индивидуальных особенностей в человеке, его внешности, поведении и судьбе [4: с. 172]. Такое понимание человека и его возможностей стало основой подхода к профессиональному «событийному» обучению («событийному» образованию). Человек в своей жизни мог освоить несколько профессий («Мастер на все руки: и швец, и жнец, и в дуду игрец»), многогранно проявить свои возможности в разных ремеслах.

Разные события, как существенные, так и менее значимые, способствовали приобретению человеком разнообразных умений — сложных психических образований, включающих систему навыков, которые могли быть обнаружены в любых ситуациях, например, кузнец мог быть и воином, и пахарем, и литейщиком и т. д.

Идеалы русского человека были связаны с телесной крепостью, душевностью, выносливостью, храбростью и мужеством, прямотой нрава и открытостью другим всех членов сообщества, населявшего страну городов. Историки дают характеристику народного духа: непримиримость к врагам, доблесть, отвага, разумность, дружба, склонность к обсуждению пройденного пути (Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский). В играх русского народа отмечалась «простодушная суровость его нравов, богатырская сила и широкий размах его чувств» (В. Г. Белинский). Все это также находило свое отражение в творчестве и «ремесленных» успехах, искусствах русского человека.

Так, свободолюбивые, отразившие не один набег неприятелей на свои земли, не ломавшие шапки перед князьями славяне освоили на очень высоком творческом уровне воинское (храборское) искусство.

Профессия воина — храбра, храбора (хоро-бёра) — сообразовывалась в соответствии с ментальными установками, развитием искусства владения различными видами оружия, а также благодаря мастерству и оружейных ремесленников. Профессиональные воины, дружинники, «боярские дети» — храбры — всегда были востребованы во всех древнерусских княжествах. История государств, особенно нашего отечества, «наполнена многочисленными войнами» [21: с. 81], постоянной борьбой, зачастую на грани потенциальных возможностей человека.

Исторически и ментально формировалась основа «психограммы» русского воина, создавался его образ, характерные свойства, психологический портрет профессии, включавший ряд качеств и функций, актуализируемых данной профессиональной деятельностью.

Отечественные источники сохранили ряд образов русских воинов. Так, в былинах психологические типы богатырей соответствуют воинским характеристикам, созвучным психологическим моделям умонастроений русских. Эпический богатырь Илья Муромец — это телесная крепость, физическая мощь, долготерпение, витальная борьба на пределе возможностей (состязание «не на жизнь, а на смерть»), нравственная правда, спокойствие и стойкость, отеческая заботливость и благодушие, независимость и скромность. Психологический тип Добрыня Никитич, человек «тихий и скромный» (И. Лось) — это физическая и нравственная сила, воспитанность («вежество»), самостоятельность суждений, исходящая из внутренний побуждений, «разумность», хорошие способности к обучению и самообразованию, ситуационная борьба. Более поздний психологический тип профессионального воина — Алеша Попович — ловкость, жизнерадостность, смелость («напуском смел»), «подвижность ума» («в бою верток и хитр»), игровая борьба [7; 8].

Все три психологических типа былинных богатырей связаны с изначальным образом воина-единоборца, сохраненным в памяти человечества, впечатанным в «строй мысли», и составляют «психограмму» воинской профессии.

Обучение профессиональным воинским навыкам и полководческим умениям начиналось очень рано. У будущего храбра выявлялись качества, способствующие быстрому освоению воинской профессии, среди них — стойкость, терпение, наблюдательность, самоотверженность, самопожертвование, желание борьбы. Мальчик становился юношей-воином, надеждой на защиту рода, а затем зрелым мужем-храбором, защитником и воителем. Он осваивал «узы для битв» (заговоры, «магию борьбы»), военно-оборонные средства и их игровые аналоги. Обучался витальным, ситуационным и игровым началам боевых (борцовских) умений и навыкам.

Успешность в освоении воинской профессии связана со многими факторами политического, экономического, географического и т. п. характера, однако наиболее важным является проявление архетипа (с греч. archetypos — «первообраз») борца, ставшего смыслообразующим в психологии русского человека [7; 8].

История российского государства зримо свидетельствует, что борьба, помогавшая отдельному индивиду и целому обществу выживать и самосохраняться, стала важным нормообразующим элементом в психологии человека. Как психическая реалия борьба всегда служила мерой сущностного в русском человеке, кроме того, дифференцировала духовную составляющую его личности, формировала стиль духовного общения, реализации себя в мире, его окружающем. Человек борющийся может быть рассмотрен как социальный индивид, способный отстаивать свою независимость; как личность он преодолевает внутренние препятствия саморазвития, реализации своего «Я», стремясь к духовному самосовершенствованию, самопознанию себя. Человек борющийся — это деятельная, (активная), созидающая личность. Именно такая личность являла собой идеал в сфере воспитания и образования на Руси, где создавались и многократно воспроизводились («из уст в уста») ценности человеческой борьбы (сказания и песни о храборах, сказки, былины, философско-психологические миниатюры и т. п.).

Человек, умеющий бороться, готов был к преодолению тех препятствий, которые возникают на пути реализации способностей в профессии и в ходе профессионального обучения. Глубокое понимание необходимости преодоления различных препятствий самодвижения, необходимости внутренней и внешней борьбы становится важным принципом профессионального обучения и самоподготовки русского человека.

Важно признать, что в философско-психологической мысли Древней Руси особый интерес проявлялся к потенциальным (индивидуальным) возможностям человека, его индивидуальным качествам, а также общий интерес к созданию обобщенного образа, т. е. к типизации человеческого. Типичное и индивидуальное, просматривающееся сквозь философско-психологическое наследие культуры, составляет предмет исследования и реконструкции представлений о трудящемся человеке (индивидуальное) и его борьбе, труде и профессиях (типичное). Подходя с осознанием таких особенностей к древнерусским источникам, можно выявить эти представления, складывавшиеся на протяжении всей истории Древней Руси.

Поэт, философ XIX века П. А. Вяземский в свое время утверждал, что для русского человека не должно существовать ограничительных рамок, связывающих его творческие потенции («у нас глаза, чувства и деятельность разбегаются по всем направлениям четырех ветров» [3: с. 288]). Человек, по мнению Вяземского, способен ко многим занятиям («специальностям», «поприщам», «должностям», профессиям), которые он может выполнять профессионально. Русский человек мысленно и действенно готов в любых условиях к решению многих, стоящих перед ним профессиональных задач, он мотивирован на достижение цели. Идеи Вяземского оказываются адекватны древнерусским философско-психологическим идеям и представлениям о многомерности проявлений потенциальных возможностей человека, достижения им успеха в мире борьбы и труда.

Древнерусские источники о человеке, его потенциальных возможностях, борьбе и труде

В памятниках древнерусской ученой книжности можно найти отражение развития взглядов на занятия, присущие человечеству, а также требования к труду и трудящемуся, борющемуся человеку. Источниками — образцами отечественных письменных памятников — могут служить, например, «Поучение Владимира Мономаха» (XI в.), «Пчела» (XIII в.), «Толковая Палея» (XIII в.) и др.

Мономах. Великий князь Владимир II Мономах (Единоборец) в своем послании («Поучении») [18] к детям и потомкам обращается с главной мыслью о человечности каждого и необходимостью трудиться над собой, преображая себя («не станет лениться, а будет трудиться» [9: с. 58]).

Мономах рассматривает идею преемственности традиций воспитания и развития качеств, отображающих человечность индивида («принять в сердце» [9: с. 58]), с кардиогностических позиций. В его послании потомкам прослеживается рефлексия, направленная на понимание поведения человека. Выделяются несколько предметов для размышления, а именно: отношение к Богу, взаимоотношение власти и народа, осознание человеком самого себя, своей природы [8: с. 22-23]. Однако практически все они требуют труда, определенных усилий в раскрытии и понимании сути высказываний Мономаха.

Для Мономаха труд — необходимое условие жизни человека, поскольку в нем есть человекотворческое начало, когда «малым делом можно получить милость божию». Трудясь, человек достигает собственно человеческого образа, становится на новый уровень постижения смыслов своего бытия. Труд также обладает социотворческим началом, когда усилия одного человека в проявлении своих добродетелей и творческого потенциала способствуют проявлению их и у других людей, объединению всех в единое сообщество.

Время Мономаха стало периодом изменения образа жизни русского человека в сторону большей востребованности предметов роскоши и «духовной жажды» — потребления. Такой образ жизни требовал в свою очередь большого количества мастеров — специалистов, (каменщиков, кузнецов, строителей, поваров, ювелиров, купцов («гостей»), переписчиков книг, ткачей и др.), обеспечивающих его высокий уровень. Ремесленники при выполнении больших заказов в городах и монастырях объединялись в артели, где можно было, наблюдая за работой других мастеров, обучаться новым «приемам» в ремесле, а общаясь с «узкими» специалистами познавать «тайны» смежных профессий.

Общество также нуждалось в «специалистах», регулирующих ритмы его жизнедеятельности. Поэтому в центре внимания Мономаха забота о профессиональной подготовке воинов и, говоря современным языком, «управленцев», «руководителей». Такое «радение» именно об этих профессиях далеко не случайно, поскольку организовывать людей, поддерживать необходимый для их организации жизни порядок и защищать такую организацию — это самый древнейший род профессиональной деятельности, присущий человеку. Мономах, проживший жизнь воина-правителя, прекрасно осознает всю важность этих «профессий» для человека и общества.

Человек, по его мнению, должен стать «благочестию вершителем» [9: с. 61] и всегда помнить, что важным является даже «малое дело», которое исполнять необходимо достойно и с упорством. Здесь для Мономаха главное, чтобы человек не забывал полученных знаний и навыков («что умеет хорошо — не должен забывать»), а для получения новых прилагал усилия («а чего не умеет, тому необходимо учиться» [9: с. 63]).

В общем, Мономах рассматривает комплекс добродетелей, создавая тем самым посыл к внутренней мотивации самосовершенствования у своих последователей, желающих «обучаться» искусству «сожительства», управлению и защите человеческого сообщества.

Фактически в своих изысканиях Мономах ориентируется на принцип рефлексивной «технологии» профессионального обучения. Он призывает опираться на формирующийся жизненный опыт, активно рассматривать явления и события («событийное» обучение), происходящие с человеком, размышлять о возможных способах достижения собственных целей и осознавать перспективы индивидуального роста.

В рефлексии Мономаха рисуется образ сильного человека-защитника, мужественного, храброго («храбра»), достойного вои-на-правителя, способного бороться за идейно-нравственное развитие гражданского мировоззрения и переживающего сложности внутриличностной борьбы. Внутриличностная борьба, понимаемая здесь как соперничество «сердца» и разума, выражает духовные потребности, составляющие каркас нравственности человека [8: с. 23], проявляющего себя в различных, достойных его делах.

«Поучение» выступает основополагающей программой для становления, развития и воспитания человека, его поощрения к труду, обнаружению своего творческого потенциала и дальнейшего его раскрытия на общее благо, а также примером разрабатываемой Мономахом своего рода рефлексивной «технологии» профессионального обучения. «Поучение» Мономаха — вклад в профессиональное образование человека эпохи Древней Руси.

«Пчела». Одним из памятников отечественной письменности, имеющим отношение к проблематизации жизнедеятельности человека, применению им своих потенциальных возможностей, является духовный проповеднический источник премудростно-гностической книжности «Пчела», переведенный с одноименного греческого сборника сентенций «Мелисса» (XIII в.) [15; 16]. Название памятника отсылает к распространенному еще в древнем мире образу «делолюбивой пчелы», которая, «перелетая от цветка к цветку, кропотливо собирает нектар» (М. Н. Громов, Н. С. Козлов). На Руси пчела связывалась с категорией жизнеобеспечения, являлась «дарительницей жизни», как это видно, считают исследователи, из практики русских заговоров (А. Е. Наговицын). Подобно пчеле человек («ни душа без плоти не зовется человеком, ни плоть без души») Древней Руси собирает «мед» книжной премудрости, обучаясь практической морали (В. С. Горский, С. Б. Крымский), что способствовало его вхождению в мир высших ценностей и восхождению к человеческому, решению многих насущных философско-психологических вопросов, в том числе связанных с профессиональным образованием. Подобно «делолюбивой пчеле» человек занят «делом», своим ремеслом, мудро реализует свои способности, развертывает свой творческий потенциал. Присутствует желание увидеть образ мудрого, «делолюбивого» человека, решающего многие насущные вопросы своей земной жизни.

«Пчела» содержит выдержки из «священного писания» и сочинений «отцов церкви», а также высказывания (афоризмы) античных философов и поэтов (Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Диогена, Диодора, Эпиктета, Ксенофонта, Анаксагора, Эсхила, Софокла, Геродота, Лукиана и др.). Ее относят к афористической литературе, значимой в нашем понимании для психологической мысли, проблем воспитания и образования человека, его потенциальных способностей, борьбы и труда [8: с. 25-27].

Данный источник премудростно-гности-ческой книжности был своего рода «окном в мир», такой далекий и притягивающий к себе древнерусского человека. «Пчела» стала энциклопедией социальной жизни, отправной точкой в вопросах формирования индивидуальных качеств «нрава» («доброго нрава») человека.

«Пчела» делится на главы — «слова», — где изречения подобраны по тематическому принципу: «О жизненной добродетели и злобе», «О мудрости», «О мужестве и о твердости», «О правде», «Об учении и беседе», «Об истине и лжи», «О трудолюбии», «О постижении себя» и т. д. Многие главы имеют непосредственное отношение к психологии и проблемам воспитания и обучения, здесь приводятся вопросы о сущности души, ее бессмертии и тех идеалах, которые вполне достижимы в «образовании» человека — создании его «образа», понимании им ценностей труда (ремесла) и борьбы.

В понятие души отечественные мыслители традиционно включали гнозис (познание) борьбы как выделение в человеческой сущности двух противостоящих друг другу начал — духовного и телесного. Подавляя потребности тела, достигая «телесного убожества», человек возвеличивает, «обогащает» свою душу («телесное убожье богатство души есть»), и наоборот: «богатство тела» ведет к «убожеству души» («телу богату сущу, душе убожаеть»), тем самым решая проблему телесного и духовного в пользу последнего [8: с. 26].

Средством и соответствующими механизмами разрешения данной проблемы в рамках практической морали, занятой рядом вопросов образования, как можно сделать вывод из историко-психологической реконструкции, является постоянная борьба человека со своей телесной природой. Во имя того, что «душа лучьше тела есть», авторы призывают душу иметь «яко воеводу», а тело — «якоже воину», и заботиться о том, чтобы воин был подчинен воеводе (тело находится в управлении сознанием).

Человеку, по мнению «Пчелы», предстоит пройти путь борьбы — нравственного становления. Он может воспитать в себе потребность в добре, если естеством поймет, что оно есть на самом деле, начнет следовать добродетели по истинному своему разумению, станет «добрым» мастером, знатоком своего дела, человеком «высокого мастерства», «нрава великого», «нрава доброго», «мужественным» и «доблестным» [12: с. 126].

Более детально проследить психологему борьбы, представленную в «Пчеле», можно, обратившись к сентенциям о мудрости, уме. Об уме человека свидетельствует его поведение. Так, умный человек способен предвидеть результат предпринимаемых им действий. Взвешенное поведение является результатом зрелости ума, развитой способности предвидения, что особо важно для профессиональной подготовки человека, его восхождения к вершинам мастерства, определения своего места в мире труда или борьбы.

Когда в «Пчеле» речь заходит о разуме и страстях, то первый — это светлое, а вторые — темное начало в человеке, и между ними ощущается постоянное противопоставление. Хотя разуму не уничтожить страсти, но можно, борясь с ними, их победить, достигнуть некоторой свободы от них, что является определенным результатом самоборения, значимой психологической модели для человека. В «Пчеле» сказано, что «тверже тот, кто побеждает желания, а не воинов». Для этого человеку необходимо постигать мудрость, развивать свой ум. «Побеждать в сражениях и неразумным часто доводится, умом же и мудростью одолеть могут лишь те, кто умеет хорошо мыслить» [25: с. 104]. Связывается воедино «ум» и «власть»: «Царю венцом ума не обрести // Ум же может в царство возвести» (Ю. Л. Воротников). Мудрый, следовательно, борющийся за себя человек совершенствует свой «ум», укрепляет тело («Крепость тела да не станет в немощь душе, ибо твердость души и есть мудрость»; «Сила без мудрости бесполезна, ум же, хотя и не имеет силы, всегда сообразит») [25: с. 104], а его борьба служит залогом успешного восхождения к самому себе.

В общем же, философемы и психоло-гемы, представленные в «Пчеле», если рассматривать их с праксиологической позиции, необходимы для понимания существования человека, реализации его потенциальных возможностей. Труд и борьба как «онтологические средства» помогают индивиду сохранять свой социально-личностный статус, управлять своим телом, «умственно» формироваться и совершенствоваться.

Известно, что «Пчела» в разных редакциях и списках «дожила» до эпохи Просвещения (XVIII в.). Поэтому можно предположить, что сама традиция описания психических явлений, феноменов человека, его образовательных стратегий, труда и борьбы имела очень глубокие корни, адекватные русской ментальности.

«Толковая Палея». Просвещенные лица эпохи Древней Руси проявляли активный читательский интерес к такому духовно-литературному, философско-психологическому памятнику, как «Толковая Палея» («Ветхий завет» (греч.)), время появления которой относят к XII—XIII векам [14]. В современном издании «Палеи» проводится мысль о русском происхождении этого философско-психологического памятника, а его безымянный автор заслуженно называется «одним из крупнейших писателей и мыслителей Древней Руси».

В «Палее» собран тот свод психологических знаний, который был востребован на Руси длительное время. «Толковая Палея» служила своего рода основой социально-профессионального воспитания и подготовки русского человека.

Человек, его деятельный труд, его профессиональные возможности и борьба становятся важными понятиями этого философско-психологического памятника.

Внутри «Палеи» можно обнаружить официально-церковные и вольно-свободные позиции автора, который зачастую пытается самостоятельно найти объяснение многим жизненно важным явлениям, как, например: зачатию и рождению человека, его взрослению и, вообще, этапам жизненного пути, взаимоотношениям с окружающими, «реализации» им своих потенциальных возможностей. Традиционно историки психологии подчеркивают, что здесь вопросы человека, его сущности ставятся «как проблема не только лишь души, но одновременно и души и тела» [22: с. 110].

В описаниях «Палеи» борьба — это психологическое понятие, непременное противостояние души («нетленька», «неосяжаема»)

и тела («тленьное», «осяжемо»), которым необходима некая иерархия во взаимодействии. Борьбой души и тела определяется сущность человека: в зависимости от того, кто главенствует, индивид проявляет те или иные свои стороны:    лучшие — духовные —

или худшие — телесные. Поэтому борьба предстает как личностно-ценностная, она позволяет плотскому человеку достигать духовности и благодати. В противоборстве низменному, телесному душе на помощь приходит ум («око душевное»), способный не только анализировать происходящее, но и регулировать возникающие желания. Совместными усилиями душа и ум усмиряют телесное («телесный сосуд»), создают требуемую иерархию, заставляя человека двигаться по праведному пути своего становления.

Мы должны в свою очередь, опираясь на историко-психологическую реконструкцию и психологическую интерпретацию, заметить, что борьба, которая имманентно присутствует в различных афоризмах и высказываниях «Палеи», является одним из психологических механизмов достижения совершенствований человека (умения владеть собой), его духовного, социального и материального (профессионально обозначенного) миров.

«Толковая Палея» воспитывает культуру материальных, социальных и духовных потребностей, психологической саморегуляции у человека. Для читающего, желающего познать истину человека, «Палея» становится своего рода основой социально-профессионального воспитания, ориентирует на разрешение внутриличностных конфликтов, построение жизненных и профессиональных планов.

В «Палее» автором представлен путь становления человека, который длителен и аллегорически соотносится с временами года. Так, «весна» сравнивается с детством человека, «круг летний» — с его отрочеством, юностью, «осень» — период зрелости («възраст мужьства»), а «зима» — старость и исход сил. К последнему этапу своего пути человек приходит с согласованными в борьбе запросами своего тела и души. Он должен стать духовным и благодатным, освоить практическую мораль (наглядно-образное, наглядно-действенное, практическое мышление), а равно и несколько ремесел, что служило общим идеалом становления человека на его жизненном пути.

В соответствии с «принятием» душевно-телесного противостояния (борения) «Палея» признает и философско-психологическую проблему «самовластья», т. е. свободы воли человека, способного делать собственный выбор в этой борьбе. Так, человек своей волей совершает поступки, ведущие к добру или злу, к правде или неправде — он «самовластен». Именно «деяния» человека, его борьба (как действия, принцип жизни) определяют положительную или отрицательную оценку личности. Самым ценным признается ум («разум», «смысл»), который следует развивать.

Основой жизни русского человека, согласно «Палее», есть труд. Труд понимался как «обязательство» человека, основание его общественных обязанностей. Благодаря труду человек «понимал» и «принимал» этот мир и находил себе место в нем. Каждому человеку необходимо трудиться, развивать умение владеть собою, быть искренним, помогать нуждающимся.

В целом отметим следующее: в «Толковой Палее», уникальном отечественном источнике, человек, его труд и борьба как философемы и психологемы — ценность материального (окружающий человека мир), духовного (внутренний мир человека) и социального (взаимодействия людей, социальное познание, структура) характера, что признается ее авторами и является к периоду ее («Палеи») написания — составления достаточно убедительным фактом жизни человека и общества.

Историк отечественного образования Е. Б. Марковичева [13], изучая традиции древнерусской воспитательной практики IX-XIII веков, нашедшие отражение в отечественных литературе, древнерусской ученой книжности («Пчела», «Толковая Палея» и др.), верно заметила, что в ней (ученой книжности) решалась проблема всестороннего развития человека, ставились задачи, среди которых: формирование нравственного сознания, чувств и поведения в соответствии с религиозно-духовными, моральными ценностями, воспитание «духовной мудрости», трудолюбия, подготовка индивида к принятию определенной общественной роли и, что также важно — развитие умений и навыков для защиты отечества (развитие патриотических чувств). Исходя из общей воспитательной практики, строилась и социальнопрофессиональная практика подготовки человека трудящегося, мастера своего дела, готового бороться за реализацию своих возможностей.

Можно сказать, что формировался образ человека (его «доброго нрава»), ориентированный на достижение закрепленных в социальной практике воспитания ценностей: морали, мудрости, борьбы, мастерства.

Однако особенно важно, что одним из центроопределяющих векторов образования русского человека являлось воспитание борца-защитника, адекватно чувствовавшего себя в этой общественной роли.

Такие фундаментальные источники, как «Пчела» и «Толковая Палея», с кардиогностических позиций способствовали формированию психологического образа человека, пониманию его как «микрокосма», стремясь к практическому и моральному обоснованию виденного и представляемого в его образе, обосновывая многозначность проявлений индивидуальных особенностей в нем.

В этих и других источниках поднимаются проблемы, касающиеся требований к борющемуся и работающему человеку, условиям его труда, выполнения им профессиональных обязанностей, достижения вершин мастерства. Такие источники служат и отправной точкой в вопросах, как рассмотрения фактов, так и способов принципов профессионального образования, значимых для истории психологии профессионального образования.

Преемственность самой традиции воспитания, психологических взглядов и психоло-гем, философем, основ профессионального воспитания и обучения, нашедших отображение в древнерусской ученой книжности, обнаруживается во многих отечественных письменных памятниках и более поздних времен.

В качестве общего примера можно привести рукопись «Цветник» [24], относящуюся уже ко второй половине XVIII века. В составе этой рукописи представлены нравоучительные, дидактические, духовные тексты, которые содержат как прямые цитаты и заимствования из источников Древней Руси (например, из «Пчелы» и др.), так и образы, ментальные модели того времени, воспроизводимые автором «Цветника» в своих описаниях, что говорит о преемственности философско-психологических представлений о мире и о человеке в нем живущем, трудящемся и борющемся, о его профессиональных предопределениях и возможностях, необходимости обучения и познания. Идеи и ментальные модели, образы Древней Руси оказываются воспроизводимыми и значимыми в эпоху Просвещения. Представляют они интерес и для современной истории психологи и «собирающей части прошлого» в единое целое, обеспечивая тем самым «ровность ткани» истории отечественной психологической мысли.

Заключение

Психологические представления о потенциальных возможностях человека, его труде и борьбе в эпоху Древней Руси рождались из опыта совместной профессиональной деятельности людей и практики освоения новых областей знания, востребованных обществом. В текстах и исторических документах представлен материал, историко-психологическая реконструкция которого позволяет обнаружить некоторые принципы, характерные для профессионального образования человека эпохи «страны городов». Образование человека строилось с учетом принципов кардиогностической психологии и рефлексивной технологии. Высоко ценилась ручная умелость как возможность высокой активности человека («опредмечивания» и «распредмечивания») в мире ремесел (профессий). Формировалось «ремесленное» (профессиональное) сознание. Обучаться ремеслам человек мог (стихийно / событийно) на протяжении своей жизни, принимая вольно или невольно участие в тех или иных событиях как исторического, так и персонального характера. Формировались философема и психологема борьбы. Особо значимым был образ человека борющегося, способного к преодолению всех стоящих на его жизненном пути препятствий, готового к восхождению на вершины профессионального мастерства. Человек воспринимался как носитель способностей, которые можно обнаружить в процессе его воспитания, обучения, профессиональной подготовки и трудовой деятельности. Ему не было отказано в присутствии своего «нрава» (психики — внутреннего мира) как возможности проявлять свой умственный потенциал и желания, обнаруживать эмоциональное отношение к окружающему его миру. Ремесло и человек не воспринимались слитно. Человек («микрокосм») с «добрым нравом» мог обладать разнообразными профессиональными умениями, быть мастером во многих видах деятельности.

Преодолевая препятствия, которые возникают на пути реализации способностей в профессии и в ходе профессионального обучения, «закаляя» свой «нрав», «поучаясь мудролюбию», он достигал вершин своего мастерства.

Актуализация жизненноценностных идей, оставшихся со времен зарождения отечественной психологической мысли позволит обновить общий поток рефлексии о человеке и его потенциальных возможностях, сфокусировать внимание на «зонах роста» психологии на современном этапе [19: с. 5].

Литература

1. Басова Л. В. Концепт труд в русском языке (на материале пословиц и поговорок) : дис. ... канд. филолог. наук. Тюмень, 2004. 241 с.
2. Былины: сб. М.: Худож. лит., 1986. 300 с.
3. Вяземский П. А. Сочинения. Т. 2. М.: Худож. лит., 1982. 383 с.
4. Горский В. С. Философские идеи в культуре Киевской Руси XI - начала XII вв.: монография. Киев: Наукова думка, 1988. 214 с.
5. Добрые сказки для самых маленьких: сб. М.: Планета детства; Астрель; АСТ, 2007. 240 с.
6. Забылин М. М. Русский народ, его обычаи, предания, суеверия и поэзия: монография. М.: Изд. М. Березина, 1880. 614 с.
7. Пванов Д. В. Архетип российского воспитания: образ «человека борющегося» в обрядах, преданиях и былинах // Философия образования. 2006. Спец. выпуск. С. 234-239.
8. Пванов Д. В. Представление о феномене борьбы в российской философско-психологической мысли (XIX - начало XX вв.): монография. Иркутск: ИрГСХА, 2006. 88 с.
9. Изборник. Повести Древней Руси: сб. М.: Худож. лит., 1986. 447 с.
10. Климов Е. А., Носкова О. Г. История психологии труда в России. М.: Изд-во МГУ, 1992. 221 с.
11. Климов Е. А. Психологическая мысль в народном сознании далекого прошлого. М.: Моск. психол.-соц. ин-т, 2006. 136 с.
12. Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси: монография. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 312 с.
13. Марковичева Е. Б. Традиции семейного воспитания в Древней Руси IX-XIII веков: дис. ... канд. пед. наук. Орел, 1997. 171 с.
14. Палея Толковая / [подгот. древнерус. текста и пер. на соврем. рус. яз. А. М. Камчатнова; коммент. В. В. Милькова, С. М. Полянского; ред. Ю. Камчатнова; вступ. ст. В. Кожинова; прориси А. Н. Агаркова; ст. В. В. Милькова и С. М. Полянского]. М.: Согласие, 2002. 647 с. (Достояние России).
15. Пчела. Древнерусский перевод: сб. / [ред. А. Молдован]. Т. 1. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2008. 888 с.
16. Пчела. Древнерусский перевод: сб. / [ред. А. Молдован]. Т. 2. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2008. 640 с.
17. Пословицы. Поговорки. Загадки: сб. М.: Современник, 1986. 512 с.
18. Поучение Владимира Мономаха: сб. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2014. 304 с., ил.
19. Романова Е. С., Рыжов Б. Н. История психологии с системных позиций // Системная психология и социология. 2014. № 1 (9). С. 5-15.
20. Рыжов Б. Н. История психологической мысли. Пути и закономерности. М.: Воениздат, 2004. 240 с.
21. Рыжов Б. Н. Психологический возраст цивилизации // Системная психология и социология. 2016. № 1(17). С. 79-84.
22. Соколов М. В. Очерки истории психологических воззрений в России в XI-XVIII веках: монография. М.: АПН РСФСР, 1963. 420 с.
23. Татищев В. Н. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979. 464 с.
24. Цветник: рукопись. [Б. м.]: [б. и.], 80-е гг. XVIII в. 245 л. // Фонд хранения: отдел редких книг фундаментальной библиотеки ПГГПУ, Пермь.
25. Школа и педагогика в культуре Древней Руси. Ч. 1. М.: РОУ, 1992. 208 с.

References

1. Basova L. V. The Concept of Labor in Russian Language (on the Material of Proverbs and Sayings): dis. ... cand. philologist. sciences. Tyumen, 2004. 241 p.
2. Epics: Sat. M.: Artist. Lighted., 1986. 300 p.
3. Vyazemsky P.A. Works. T. 2. M.: Artist. Lighted., 1982. 383 p.
4. Gorsky V. S. Philosophical Ideas in the Culture of Kievan Russia XI - Beginning of XII Centuries: Monograph. Kiev: Naukova Dumka, 1988. 214 p.
5. Good Tales for the Little Ones: Sat. M.: Childhood Planet; Astrel; AST, 2007. 240 p.
6. Zabylin M. M. Russian People, Their Customs, Traditions, Superstitions and Poetry: monograph. M.: Publishing. M. Berezin, 1880. 614 p.
7. Ivanov D. V. The Archetype of the Russian Education: the Image of «Man Fighting» in the Rites, Legends and Epics // Philosophy of Education. 2006. Spec. release. P. 234-239.
8. Ivanov D. V. The Idea of Combating the Phenomenon of the Russian Philosophical-Psychological Thought (XIX - Early XX Centuries): Monograph. Irkutsk, 2006. 88 p.
9. Miscellany. Tale of Ancient Russia: Proc. M.: Artist. Lighted., 1986. 447 p.
10. Klimov E. A., Noskova O. G. The History of Psychology of Labor in Russia. M.: MGU, 1992. 221 p.
11. Klimov E. A. Psychological Thought in People’s Minds of the Distant Past. M.: Mosk. psihol.-social. Inst., 2006. 136 p.
12. Kolesov V. V. Human World in the Word of Ancient Russia: Monograph. L.: Leningrad State University, 1986. 312 p.
13. Markovicheva E. B. The Tradition of Family Eeducation in Ancient Rus IX-XIII centuries: dis. ... cand. ped. sciences. Oryol, 1997. 171 p.
14. Explanatory Paley: Sat. [Trans. A. Kamchatnova]. M.: Consent, 2002. 648 p.
15. Bee. Old Russian translation for: sb. [Ed. A. Moldovan]. M.: Handwritten monuments of ancient Russia, 2008. Vol. 1. 888 p.
16. Bee. Old Russian translation for: sb. [Ed. A. Moldovan]. M.: Handwritten monuments of ancient Russia, 2008. Vol. 2. 640 p.
17. Proverbs. Sayings. Riddles: Sat. M.: Contemporary, 1986. 512 p.
18. Instruction of Vladimir Monomakh: Sat. M.: Olma Media Grupp, 2014. 304 p.
19. Romanova E. S., Ryzhov B. N. The History of Psychology from System Positions // Systemic Psychology and Sociology. 2014. № 1 (9). P. 5-15.
20. Ryzhov B. N. History of Psychological Thought. Ways and Regularities. M.: Military. Publishing House, 2004. 240 p.
21. Ryzhov B. N. Psychological Age Civilization // Systemic Psychology and Sociology. 2016. № 1 (17). P. 79-84.
22. Sokolov M. V. Essays on the History of Psychological Views in Russia in XI-XVIII Centuries: Monograph. M.: APN RSFSR, 1963. 420 p.
23. Tatishchev V. N. Selected Works. L.: Science, 1979. 464 p.
24. Flower: Manuscript. [BM]: [BI], 80th. XVIII century. 245 liters // Storage Foundation Department of Rare Books PGGPU Fundamental Library, Perm.
25. School and Pedagogy in the Culture of Ancient Russia. Part 1. M.: Publishing House of the DOC, 1992. 208 p.