Журнал 3 от 2023 года №47
Б.Н. Рыжов - Системная психология
Б.Н. Рыжов - История псих-ой мысли
Содержание №47 2023

Психологические исследования


Романова Е. С., Абушкин Б. М. Актуальные задачи личностного развития школьников для повышения эффективности их учебной деятельности

Бразгун Т. М., Ткачева В. В. Психологическое консультирование как инструмент выявления особенностей родительско-детских отношений в семьях детей с ОВЗ

Злобина М. В., Краснорядцева О. М. Многомерность психологических характеристик феномена «толерантность (интолератность) к неопределенности»

Лигай Л. Г., Данилова Е. Ю., Земченкова В. В. Системный социально-психологический анализ проблем подготовки научных и научно-педагогических кадров

Дядык Н. Г. Системный анализ взаимосвязи буллинг-структуры и психологической атмосферы в школьном коллективе

Кучарин Е. А., Котова Е. В. Взаимосвязь ревности и привязанности в юношеском возрасте

К юбилею В. И. Лубовского


Богданова Т. Г., Назарова Н. М. В. И. Лубовский и современная специальная психология

Лубовский Д. В. Значение работ В. И. Лубовского для специальной психологии и практики обучения детей с нарушениями в развитии

Лубовский В. И. Что такое «структура дефекта»? (аннотация к статье С. М. Валявко)

Информация


Сведения об авторах журнала «Системная психология и социология», 2023, № 3 (47)

Наши партнеры
 

Б. Н. Рыжов, А. А. Тарасова, СОВРЕМЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ АРХИТЕКТУРЫ МОДЕРНА И КОНСТРУКТИВИЗМА

Журнал » 2016 №20 : Б. Н. Рыжов, А. А. Тарасова, СОВРЕМЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ АРХИТЕКТУРЫ МОДЕРНА И КОНСТРУКТИВИЗМА
    Просмотров: 6116

СОВРЕМЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ АРХИТЕКТУРЫ МОДЕРНА И КОНСТРУКТИВИЗМА

 

Б. Н. Рыжов,

А. А. Тарасова, МГПУ, Москва

 

Статья посвящена противоборству в архитектуре двух системно-психологических тенденций, связанных с ориентацией на персональные или общественные ценности. В ХХ веке эти тенденции нашли свое воплощение в архитектуре модерна и конструктивизма. В статье также приводятся результаты эмпирического исследования особенностей эмоционального восприятия обозначенных архитектурных стилей московскими студентами и дается обоснование целесообразности более широкого использования элементов стиля модерн при строительстве молодежных объектов.

Ключевые слова: системная психология; гомоцентрическая тенденция; социоцентрическая тенденция; стиль модерн; стиль конструктивизм; эмоциональное воздействие архитектуры; восприятие архитектурных объектов.

 

CONTEMPORANEOUS FEATURES OF THE EMOTIONAL PERCEPTION OF THE ARCHITECTURE OF MODERN (ART NOUVEAU) AND CONSTRUCTIVISM

 

B. N. Ryzhov, A. A. Tarasova, MCU, Moscow

 

The article is devoted to the problem of confrontation of two system-psychological trends dealing with focusing on personal or social values in architecture. In the XXth century these trends are embodied in the architecture of modernism and constructivism. The article also presents the results of empirical studies of emotional perception of architectural styles in students of Moscow city and it suggests recommendations how to use modern architecture elements in the construction of different buildings for youths.

Keywords: system psychology; homocentric tendency; sociocentric tendency; modern style (art nouveau style); constructivism style; emotional impact of architecture; perception of objects in architecture.

 

Введение

 

Две фундаментальные системно-психологические тенденции постоянно оспаривают право первенства в европейской архитектуре от начала Нового времени до наших дней. Одна из них связана с ориентацией на человека, его комфорт и индивидуальные ценности. Другая ориентирована на общество и обусловленные исторической эпохой социальные ценности [4]. Каждая из этих тенденций тяготеет к своему формату: камерному и уютному, в одном случае, или величественному и монументальному — в другом. Они имеют свою символику и особые выразительные средства.

Ориентированная на персональные ценности гомоцентрическая1 тенденция тяготеет к овалам и перетекающим друг в друга линиям, напоминающим плавные изгибы молодого человеческого тела. Она враг строгой симметрии и однообразия, стремясь сделать каждый фрагмент пространства таким же уникальным и неповторимым как уникальна и неповторима личность каждого человека.

Напротив, социоцентрическая14 15 тенденция привержена четким пропорциям и иерархическим связям, подобным тем, на которых строится молодое, сильное и здоровое общество. И поскольку для европейской цивилизации классические образцы такого общества связаны с эпохой Античности, вполне закономерно, что атрибутами архитектуры, в которой преобладает эта тенденция, столь часто остаются античные колоннады, портики и арки.

Обе тенденции попеременно сменяют друг друга, всегда отражая суть, основной вектор развития каждой исторической эпохи и одновременно определяя архитектурный стиль этой эпохи. Таким образом, архитектура аккумулирует, накапливает и сохраняет в себе главные идеи и чувства своего времени — то, что называется духом эпохи, — а затем передает этот дух не только современникам, но и грядущим поколениям.

Сегодня в градостроительной практике Москвы можно заметить определенное соперничество этих тенденций, представленных, с одной стороны, различными современными разновидностями социоцентрической по своему происхождению архитектуры конструктивизма, а с другой — «неомодерном» — строениями, несущими в себе многие черты широко распространенного в начале ХХ века гомоцентрического стиля модерн. Однако исследования психологического воздействия конкурирующих стилей (и, более широко, вытекающих из них градостроительных концепций) на современного человека практически отсутствуют.

Учитывая это, целью настоящей работы стало исследование исторических и психологических условий развития гомо- и социоцентрических тенденций в российской архитектуре начала ХХ века и сравнительная оценка особенностей восприятия архитектурных объектов, выполненных в стилях модерн и конструктивизм современной молодежью.

 

Социо- и гомоцентричесие тенденции в архитектуре

 

В XVI столетии на смену эпохе слабых средневековых монархий в Европе приходит время могущественных империй, распространивших свою власть далеко за пределы своего континента. Два поколения живших почти в одно время властителей: Карлос I (1500—1558)16 и его сын Филипп II (1527— 1598) — в Испании; Франциск I (1494-1547) и его сын Генрих II (1519-1559) — во Франции; Генрих VIII (1491-1547) и его дочь Елизавета I (1533-1603) — в Англии не только сплачивают вокруг своего трона великие европейские нации, но и способствуют утверждению нового архитектурного стиля, берущего свое начало в искусстве итальянского Возрождения. В этом стиле, широко использующем колонны, пилястры и другие элементы античной архитектуры, возводятся знаменитые королевские резиденции, призванные запечатлеть мощь и великолепие правящих династий. Среди них дворец Карла V в Гранаде и грандиозный Эскориал, построенный Филиппом II близ Мадрида, корпуса Лувра, возведенные в Париже Пьером Леско в годы правления Франциска I и Генриха II. Определенным влиянием ренессанса отмечена и королевская резиденция Хемптон Корт в Лондоне.

Последовавший после создания сильных и централизованных европейских монархий стремительный рост доходов королевского двора и столь же быстрый рост благосостояния правящего класса, привел к тому, что в XVII столетии на смену классическим формам архитектуры ренессанса повсеместно приходит пышный и как будто кичащийся богатством и разнообразием деталей стиль барокко. Родившийся, как и Ренессанс, в Италии и ранее всего проявившийся в церковном зодчестве, стиль барокко все еще оставался главным образом социоцентричным. Он по-прежнему тяготел к грандиозным размерам сооружаемых строений. А те, в своем большинстве, имели общественное предназначение. Подобно церквям или зданию Французской академии в Париже они напрямую служили общественным интересам, или, подобно королевскому дворцу Версаль, являлись зримыми символами государственной власти и местом постоянного пребывания общественной элиты.

Однако в барокко явственно обнаружились и некоторые гомоцентрические черты. Для этого были свои основания. Рост благосостояния правящего сословия, которым до конца XVIII века оставалась родовая аристократия и дворянство — главный нерв государства, по меткому замечанию герцога Ришелье — неизбежно приводил к относительной экономической независимости этого сословия от центральной власти. Одновременно, завершение в середине XVII века столетнего периода религиозных войн, открывало возможность для некоторого духовного раскрепощения элит. Все это открывало дорогу свободомыслию и способствовало росту индивидуалистических настроений, которые снижали накал общественных страстей и уводили в сторону личных чувств и переживаний. Возобладание таких настроений в аристократических кругах, в свою очередь, размывало строгость ренессансных форм в архитектуре, проявляясь в текучести линий фасадов и обилии декоративных элементов — волют, растительных орнаментов и маскаронов.

В начале XVIII века, в эпоху Регентства и правления Людовика XV, престиж центральной власти во Франции упал до крайне низкого уровня. В элитарных слоях общества распространились атеистические взгляды и увлечение произведениями Вольтера, почти открыто насмехавшегося над религией и общественным устройством европейских монархий. Такое положение дел привело к тому, что гомоцентрическая тенденция в архитектуре восторжествовала окончательно, и на смену барокко пришел изысканный и грациозный стиль рококо.

Этот стиль нашел свое проявление не в парадных дворцах, а в сравнительно небольших городских особняках или павильонах в загородных усадьбах знати. Строения в стиле рококо были соразмерны человеческому телу, предназначались только для хозяев и небольшого круга избранных. Их внутренние дворики имели уголки для уединенной беседы и были закрыты от посторонних глаз тяжелой каменной стеной. Планировка здания избегала симметрии, комнаты нередко приобретали овальную или многогранную форму и утопали в изобилии зеркал и позолоты прихотливого орнамента.

В XVIII веке Франция была законодательницей моды в искусстве, поэтому вскоре стиль рококо распространился за ее пределами — в Германии и во время правления Елизаветы Петровны — в России. Но самоустранение правящей элиты от интересов всего общества не могло продолжаться сколько-нибудь долгое время. Ответом на нравственную деградацию аристократии стало формирование новой интеллектуальной элиты, отстаивающей интересы наиболее образованной части так называемого третьего сословия, т. е. всех, кто не входил в число аристократии и духовенства. Нравственные идеалы новая элита черпала среди героев античности, пренебрегавших ради общественной пользы личным благополучием и даже своей жизнью. Поэтому вполне закономерно, что уже во второй половине XVIII века социоцентрическая тенденция в архитектуре вновь властно заявляет о себе, возвращая приверженность классическим портикам и строгой геометрии фасадов.

Восторжествовавшая социоцентрическая тенденция, на стороне которой вскоре оказываются все слои общества, с негодованием отвергла искусство рококо, как вычурное и нелепое, не представляющее с позиций новой моды на античность никакой художественной ценности. Взошедшая на Российский престол в 1762 году императрица Екатерина II даже задумывалась о полной перестройке Большого Царскосельского дворца, построенного по повелению ее предшественницы на троне Елизаветы I в стиле барокко. К счастью великолепный дворец, возведенный выдающимся зодчим Бартоломео Растрелли, не пострадал и только лишился позолоты на декоре фасада. Свою приверженность классицизму Екатерина удовлетворила, построив рядом с дворцом знаменитую Камеронову галерею, не уступающую по красоте лучшим образцам античной архитектуры.

К сожалению, судьба большинства строений в стиле барокко и рококо во Франции была гораздо печальней. Грянувшая в 1789 году революция до основания разрушила одну их часть и почти полностью лишила оригинального интерьера другую, не пощадив внутреннего убранства ни Лувра, ни Версаля.

Очередное увлечение классическими формами растянулось почти на столетие, пережив пышную эпоху ампира в начале XIX века и постепенно угаснув к середине столетия. В это время практически все европейские народы переживали обостренное чувство национального самосознания и возрождения самоидентичности. Классицизм в архитектуре становится не актуален. Во второй половине XIX века социоцентрическая тенденция находит себя в кратковременном увлечении так называемым историзмом, в основе которого лежало воспроизведение во вновь возводимых строениях атрибутики минувших исторических эпох, в которых, как казалось, раскрывались лучшие качества нации. Это было частью широко развернувшегося в XIX столетии национального движения, ставившего своей целью возвращение каждой нации к своим историческим корням.

В то же время в Европе ширилось и развивалось и совершенно иное мировоззрение, сторонники которого считали, что национальные и религиозные предрассудки специально культивируются правящим классом, чтобы отвлечь основную массу населения от понимания того, что правящий класс подвергает массы безжалостной эксплуатации. Представителями этого мировоззрения могли быть люди весьма разных политических взглядов, от революционеров до вполне респектабельных предпринимателей, считавших себя свободными от бытующих в обществе предрассудков. Роль последних оказалась весьма велика в связи с резко возросшими во второй половине XIX века масштабами коммерческого строительства, значительная часть которого велась с использованием эклектического соединения элементов различных архитектурных стилей.

Однако в последнее десятилетие уходящего XIX века общество оказалось пресыщенным как национально-патриотическими, так социально-демократическими идеями. В моду входила иррациональная «философия жизни» Фридриха Ницше, требовавшего провести последовательную переоценку всех нравственных ценностей и сделавшего своим идеалом образ сверхчеловека, прототипом которого он считал Наполеона и Чезаре Борджиа, презирающего традиционную мораль и наделенного удачей гениального эгоцентрика, чья воля творит окружающий мир. Все это вместе с быстрым ростом благосостояния среднего класса и значительным прогрессом строительных технологий создавало идеальную почву для триумфального возвращения гомоцентрической тенденции в архитектуру.

Такое возвращение состоялось в 1893 году, когда малоизвестный бельгийский архитектор Виктор Орта закончил в Брюсселе строительство частного дома профессора Эмиля Тассе-ля, ставшего первым строением в новом стиле модерн. Этот дом содержал множество технических новшеств — стальные конструкции, ранее использовавшиеся лишь для постройки технических сооружений, стеклянную крышу над как бы стекающей вниз лестницей, ставшую связующим звеном всей постройки. Но главное желание архитектора заключалось в стремлении превратить дом в портрет хозяина. Поэтому и в проектировании помещений и особенно в их отделке Орта тщательно избегал чуждых живой природе прямых линий, превращая каждую, даже, казалось бы, незначительную деталь интерьера в великолепное произведение искусства.

Дом Тасселя сразу же стал объектом для подражания в разных странах. Однако сложившийся веками облик многих европейских городов не всегда оставлял возможность органично вписать в него здания столь необычного типа. Строгие ансамбли улиц Парижа, Вены и Берлина с имеющими одинаковую высоту, примыкающими друг к другу массивными зданиями, не допускали вторжения небольшого, рассчитанного всего лишь на одну семью причудливого особняка17. В этом отношении Россия и особенно Москва на рубеже ХХ века занимала совершенно уникальное место, с так и неизжитой за столетия культурой городской усадьбы, множеством пригодных для застройки земельных участков и чрезвычайно быстрыми темпами роста промышленности, умножающими и без того большое число потенциальных заказчиков.

 

Модерн и конструктивизм

в российской архитектуре

 

Для особого восприятия модерна в российских столицах были и другие основания. Жизнь здесь текла не так размеренно, как в Берлине, и не так празднично, как в Париже. Многие проблемы времени стояли здесь значительно острее, чем за рубежом.

С одной стороны, удивительный расцвет переживало русское искусство и литература. Едва ли в истории России была еще одна эпоха, давшая такое множество талантов. Великие имена писателей А. П. Чехова и Л. Н. Толстого, И. А. Бунина и А. И. Куприна, Л. Н. Андреева, А. М. Горького; поэтов А. А. Блока и В. Я. Брюсова; композиторов

С. В. Рахманинова и А. Н. Скрябина, живописцев И. Е. Репина, В. А. Серова, В. М. Васнецова, М. А. Врубеля; режиссера и теоретика театрального искусства К. С. Станиславского, певца Ф. И. Шаляпина, антрепренера и балетмейстера С. П. Дягилева и многих других их выдающихся современников навсегда утвердили Россию в числе стран, внесших наибольший вклад в развитие мировой культуры. Такой же подъем испытывала российская наука. Первая в мире радиопередача А. С. Попова, работы в области вертолетостроения И. И. Сикорского и в области нефтехимии Н. Д. Зелинского, исследования давления света П. Н. Лебедева, также как всемирно известные открытия Д. И. Менделеева и лауреатов Нобелевской премии И. П. Павлова

часто не позволяют хорошо рассмотреть изысканный декор верхних этажей фасадов построенных в этом стиле общественных зданий, а заменяющие центральную часть крыши огромные застекленные плафоны сегодня уже не завораживают посетителя, как сто лет назад.

и И. И. Мечникова, поставили Россию среди ведущих научно-технических стран мира.

Российский рубль стал одной из самых устойчивых валют и свободно обменивался на золото. Московский и Петербургский университеты входили в число лучших учебных заведений Европы.

Быстро менялась и повседневная жизнь страны. Семьи людей интеллигентских профессий — врачей, преподавателей, инженеров и др., — как правило, жили в просторных квартирах из 5-10 комнат с прислугой. На лето семья переезжала в столь же просторную собственную или съемную загородную дачу. В моду входили новые черноморские курорты — Ялта, Судак, Коктебель. Но не меньшее внимание привлекали и традиционные поездки на курорты Франции, Италии и Германии. В городах стали привычными электрическое освещение, водопровод и канализация, телефон. По улицам двигались трамваи и пока еще немногочисленные автомобили.

С другой стороны, несмотря на все несомненные признаки процветания, в стране сгущалась предгрозовая обстановка. В начале ХХ века Россия оставалась монархией. Вся полнота власти в ней, как при Петре I или Екатерине II, принадлежала одному человеку — императору Николаю II. Но молодой, обладавший приятной внешностью, безупречными манерами и несомненной личной порядочностью, самодержец мало походил на своих великих предков способностью управления государством. Действия последнего российского императора часто носили отпечаток непоследовательности и нерешительности. Быть может, в более спокойный исторический период отсутствие государственных способностей у самодержца было бы переносимым недостатком, давая стране возможность развиваться согласно своим внутренним закономерностям, без авторитарного вмешательства. Но в наступившем ХХ веке долго копившиеся внутренние и внешнеполитические противоречия уже выплескивались наружу. Здесь неспособность к управлению у человека, наделенного верховной властью, неизбежно должна была обернуться государственной катастрофой.

Западные земли Российской империи, особенно Польша и Финляндия, открыто требовали независимости. В столицах волновались рабочие окраины, там вели агитацию нелегальные организации революционеров. В университетах с нападками на власть выступали не только студенты, но и многие известные преподаватели. По стране катился поток революционного террора. В начале века он принял неслыханные масштабы. Любой крупный государственный чиновник понимал, что достаточно одного его непопулярного решения, которое революционеры сочли бы «антинародным», чтобы ему сейчас же был вынесен смертный приговор. Чиновники, так или иначе связанные с силовыми структурами, были фактически смертниками — их убийство было лишь делом времени. Доходило до курьезов: когда российский военный министр А. Ф. Редигер решил застраховать свою жизнь, ни одно страховое общество не только в России, но и в Европе не решилось заключать с ним страховой договор. Несчастный министр, проехав Германию, Бельгию и Францию, отыскал, наконец, на севере Англии страховую компанию, где, видимо, плохо знали особенности российской жизни и согласились выдать ему страховой полис. Однако через пару недель он получил отказ и от этой компании5.

Даже общее увлечение интеллигенции индивидуалистическими взглядами Ницше выглядело в России иначе, чем в Европе. В этом учении усматривали высший гуманизм, путь, на котором человеческая личность могла сравняться с Божеством. Образ сверхчеловека трактовался как идеал свободной личности, отринувшей господство официальной морали. Художники и поэты видели в учении Ницше призыв к освобождению нравов и свободной любви.

Отношение интеллигенции к тому, что происходило вокруг, лучше всего выразил В. Я. Брюсов:

Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой,

Не веря в робкие призывы.

«Кинжал», 1903

5 Редигер А. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М.: Канон-пресс; Кучково поле, 1999. 2054 с.

В этих условиях искусство модерна, окружавшее человека красотой и уводившее от опостылевшей действительности в страну грез и туманов, воспринималось как глоток чистого воздуха в затхлом подземелье. Представители нового искусства, чьи идеи в России наиболее полно выражало художественное объединение «Мир искусства»18, полагали, что главная задача искусства — распространение любви к искусству в обществе. Красота должна окружать человека не только при посещении театра или концерта, а всегда. Они стремились внести красоту во все, с чем сталкивается человек — жилище, предметы быта и т. д. По их мнению, это должно было привести к тому, что между жизнью и искусством не будет осознаваться различия — художественные произведения и вещи станут лишь объектами «творимой» жизни. Идеологи модерна полагали, что архитектура, среди которой человек проводит основное время, должна воспитывать эстетически развитую личность.

Главным принципом архитектуры модерна стал синтез искусств. Для зданий в этом стиле характерна асимметричность, природные мотивы, украшение керамической плиткой, витражи и орнаментальные вставки [3]. Гомоцентрическую архитектуру модерна отличает отказ от прямых линий и углов в пользу более естественных для человеческого восприятия, изогнутых, «природных» линий. Особое внимание в русском модерне, как и в доме Тасселя, уделялось детально проработанному интерьеру, все конструктивные элементы которого (лестницы, балконы, двери) сами по себе представляли художественную ценность.

В истории русского модерна одно из ключевых мест принадлежит Льву Николаевичу Кекушеву (1862-1917). Первый особняк в стиле модерн был построен им в Москве в Глазовском переулке в 1898-1899 годах как собственный дом, но вскоре здание перешло в собственность предпринимателя О. А. Листу. Очевидно, именно то обстоятельство, что изначально особняк возводился как собственный дом, способствовало творческой свободе архитектора и предопределило лексику кеку-шевского модерна. Все последующие здания Л. Н. Кекушева также отличались великолепной проработкой интерьеров и непременной подписью в виде барельефа или статуи льва.

На еще большую высоту поднялся московский модерн при талантливейшем из архитекторов этого периода — Федоре Осиповиче Шехтеле (1859-1926), с именем которого связана целая эпоха отечественного искусства. Он оставил после себя богатейшее творческое наследие, во многом повлиявшее на облик Москвы. Построенный им в 1900— 1903 годах особняк на Малой Никитской улице по заказу известного предпринимателя, коллекционера и мецената С. П. Рябушинско-го — это жемчужина московского модерна, упоминаемая практически во всех работах по истории архитектуры начала ХХ века.

Предназначенный для одного человека и его семьи, особняк Рябушинского наполнен множеством символов, разгадывать которые следует в тишине и одиночестве. Скрытый смысл заключен в витражах, настенных и потолочных панно, изображающих подводный мир и излюбленные в искусстве модерна изображения орхидей, ирисов и лилий. Ниспадающая каскадами роскошная мраморная лестница завершается огромной полупрозрачной медузой, символизирующей гармонию вечного движения жизни. Но при взгляде на нее сверху, медуза преображается в черепаху — символ мудрости и незыблемого космического порядка. Поднимаясь по этой лестнице, благодаря льющемуся с высоты световому потоку, и особой расцветке стен, более темных внизу и светлых вверху, человек как будто всплывает из глубины к поверхности водоема, над которым простирается бескрайний простор неба.

Далеко не все в Москве приняли новый стиль с восхищением. Созданное в 1909 году стихотворение «Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной», В.Я. Брюсов завершает:

Но изменилось все! ...

<...>

И всюду запестрел бесстыдный стиль —

модерн...19

Тем не менее творение Шехтеля вызывало восторг не только у заказчиков, но и у горожан, свидетельством чему была выпущенная в 1903-1905 годах издательскими фирмами «М. Кампель», «П. фон Гиргенсон и Шерер», «Набгольц и Ко» серии открыток с изображением особняка. Рябушинского (рис. 1).

 

 

 

Рис. 1. Дом С. П. Рябушинского в Москве (фотография начала ХХ века)

 

Первая мировая война и последовавшие за ней социальные бури прервали связь времен в искусстве. В Западной Европе пришедшее с фронта молодое поколение не видело смысла в принесенных войной страданиях и не желало признавать так или иначе ответственных за эти бедствия прежние авторитеты. Благодаря Э. Хемингуэю за ним утвердилось имя «потерянного поколения». Ощущение разрыва с прошлым нашло своеобразное отражение в искусстве авангарда, чьим символом стала созданная еще в начале войны композиция К. Малевича «Черный квадрат». Однако самое бескомпромиссное отрицание исторической преемственности произошло в России, ставшей в 1920-е годы не только мировым центром распространения наиболее радикальных политических идей, но и одним из лидеров формирования авангардистских тенденций в архитектуре.

Великая революция, до основания потрясшая Россию в 1917 году, радикальным образом повлияла на характер архитектурных пристрастий и, более того, представлений о красоте и предназначении искусства. После октября 1917 года модерн воспринимался новой властью и ее адептами в архитектуре и искусстве как явление насквозь буржуазное, упадническое, чуждое пролетарским интересам, и потому не имеющее никакой ценности. Подобно тому, как в середине XVIII века Екатерина II отзывалась о гомоцентрическом стиле рококо, так в тридцатые годы ХХ века известный литературный критик и писатель К. И. Чуковский писал о доме Рябушинского: «Самый гадкий образец декадентского стиля. Нет ни одной честной линии, ни одного прямого угла. Все испакощено похабными загогулинами, бездарными наглыми кривулями. Лестница, потолки, окна — всюду эта мерзкая пошлятина. Теперь покрашена, залакирована и оттого еще бесстыжее»20.

Социоцентрическая тенденция вновь прочно обосновалась в российской архитектуре. Однако теперь, в отличие от XVIII века, она видела свой идеал не в далекой Античности, а напротив, в светлом будущем, к которому стремилась победившая идеология и которое казалось в послереволюционную эпоху таким близким. На смену модерну, растворившемуся в 1908-1914 годах в так называемых неостилях, использовавших для декорации фасадов и интерьеров египетские, античные и готические мотивы, в двадцатые годы ХХ века пришел конструктивизм — стиль, принципиально отказавшийся от всякого «украшательства» и возведший на пьедестал идеи простоты форм и функциональности. Для него было характерным восхищение бурно развивающимися в ХХ веке строительными технологиями. Подчеркнутая демонстрация этих технологий, по сути, стала своеобразным и единственным декором конструктивистской архитектуры.

В момент своего появления конструктивизм воспринимался в СССР как символ великих социальных преобразований эпохи, как запечатленное в архитектуре знамя нового мира. Не случайно популяризаторами этого стиля в Западной Европе и Америке выступали представители левого и леворадикального крыла интеллигенции. Советская Россия представлялась им как идеальный полигон для апробации своих идей, и лишь крайне скудные условия жизни советского общества, вызванные гражданской войной и разрушением значительной части городской инфраструктуры, ограничили масштаб конструктивистской революции.

Поиски новой формы архитектуры 1920-х годов были обусловлены социально-психологическим климатом эпохи. Стремление внедрить в жизнь ортодоксальную модель социализма создала условия для радикальных новаций в архитектуре. Эти эксперименты проводились в условиях массового энтузиазма значительной части населения страны, увлеченной строительством социалистического общества, где отсутствует эксплуатация человека человеком и все ресурсы государства принадлежат народу.

В это время особую актуальность приобретают идеи создания «соцгородов», в которых мог быть организован принципиально новый быт его жителей. В проектируемой застройке предполагалось объединить жилые и общественные помещения в одном здании, что обусловило разработку новых объемно-пространственных решений [2].

Архитектура конструктивизма характеризуется геометризмом, строгостью, лаконичностью форм и монолитностью внешнего облика. Здания этого стиля имели общественное предназначение:    дома-коммуны, фабрики-кухни,

рабочие клубы и даже Дворцы труда. Конструктивисты отрицали историческую преемственность, они полагали, что выразительность зданий должна достигаться не при помощи декора, а за счет динамики простых конструкций, горизонталей и вертикалей строения, свободной планировки здания. На первый план выдвигалась не презираемая конструктивистами «красивость», а функциональность.

Одним из наиболее выразительных зданий московского конструктивизма является построенные в 1929 году К. С. Мельниковым Дом культуры им. Русакова. Этот дом по форме напоминает большую шестеренку и хорошо отображает один из главных принципов конструктивизма — композиционную свободу. Также это здание уникально тем, что К. С. Мельников одним из первых в мире вынес наружу балконы зрительного зала. Для своего времени при строительстве клуба были применены весьма прогрессивные технологии (железобетонный каркас, трансформируемые перегородки, стеклянные окна-стены), и хотя проект К. С. Мельникова во многом опережал возможности времени и здание-трансформер не смогло реализовать все идеи архитектора, тем не менее оно поразило не только современников, но не перестает удивлять и сейчас.

Не менее ярким образцом московского конструктивизма является построенный в 1927 году И. А. Голосовым Дом культуры им. Зуева (рис. 2).

 

 

Рис. 2. Дом культуры им. Зуева в Москве (современная фотография)

 

Это построенное из стекла, бетона и металлических конструкций здание, в котором кубические и цилиндрические объемы сплавлены в одно целое, выглядит современным спустя девяносто лет после своего создания.

 

Некоторые аспекты восприятия архитектуры модерна и конструктивизма в наши дни

 

Градостроительная практика последних десятилетий отказалась от приверженности какому-либо одному архитектурному стилю, открывая возможность многочисленным экспериментам, в ходе которых различные стили и стоящие за ними тенденции нередко оказываются хаотично перемешенными в одной зрительной перспективе [1; 5; 6]. Иногда это приводит к очевидному вторжению авангардистских построек в исторически сложившиеся городские ансамбли, вызывая бурные общественные дискуссии, как это было при возведении стеклянной пирамиды в Лувре и Центра Помпиду в Париже, или предполагавшегося строительства башни Газпрома в Санкт-Петербурге. В других случаях эклектика стилей проникает в городскую архитектуру сравнительно незаметно. Однако ее глубинное психологическое воздействие на человека при этом отнюдь не теряет своего значения, а лишь выпадает из внимания общества.

Наиболее сензитивным для восприятия заключенных в архитектурной форме идей является подростковый и юношеский возраст. Именно поэтому в странах с традиционно высоким престижем центральной власти (Франция, Россия) учебные заведения, призванные формировать интеллектуальную элиту государства, столь часто располагались в непосредственной близости от архитектурных комплексов, ставших его символами21. Тогда как в странах с наиболее прочными традициями личной независимости (Англия) самые престижные учебные заведения, напротив, находятся в отдалении от столичных архитектурных комплек-сов22. Современная молодежь также подвергается мощному воздействию архитектурной среды и происходящих в ней трансформаций. Определению некоторых характеристик этого воздействия посвящена эмпирическая часть настоящего исследования.

Исследование психологических особенностей восприятия различных архитектурных стилей проводилось на базе Института психологии, социологии и социальных отношений Московского городского педагогического университета в 2016 году. Процедура исследования заключалась в предъявлении группе из 42 студентов 24 слайдов фотографических изображений 12 архитектурных объектов. В первой серии такими объектами выступали московские здания, возведенные в период 1898-1908 годов в стиле модерн архитекторами Л. Н. Кекушевым, Ф. О. Шехтелем, А. А. Остроградским и др. Во второй серии такими объектами выступали московские здания, возведенные в период 1925-1931 годов в конструктивистском стиле архитекторами К. С. Мельниковым, И. А. Голосовым, братьями Весниными и др.

После демонстрации каждой серии слайдов обследуемые заполняли специально разработанную анкету, с помощью которой производилась оценка эмоционального восприятия архитектурных объектов. Анкета содержала ряд вопросов, включая:

-    «Понравились ли вам эти здания?», позволяющий выявить эмоциональное отношение обследуемых к архитектурному стилю;

-    «Считаете ли вы эти здания красивыми?», отражающий эстетические предпочтения респондентов;

-    «Хотели бы вы, чтобы на вашей улице стояли здания такого стиля?», учитывающий личностное отношение обследуемого к архитектурному стилю;

-    «Какому эмоциональному состоянию способствует такая архитектура?», направленный на оценку ауторефлексии своего восприятия архитектурного стиля.

На рисунке 3 приведены данные ответов обследуемых на вопрос «Понравились ли вам эти здания?». Как видно из этого рисунка, оценивая архитектурные объекты, построенные в стиле модерн, абсолютно большая часть обследуемых (93 %) ответили на вопрос утвердительно. При этом 41 % обследуемых указал, что здания произвели на него очень позитивное воздействие. Отрицательное мнение об этом здании высказал только один человек. В то же время ответы на этот вопрос применительно к архитектуре конструктивизма распределились совершенно иным образом. Позитивное отношение к этому архитектурному стилю высказали только 36 % обследуемых. Большая часть респондентов (59 %) ответила отрицательно.

При ответе на вопрос «Считаете ли вы эти здания красивыми?» (см. рис. 4) 95 % обследуемых признали представленные образцы архитектуры модерна эстетически привлекательными. При оценке конструктивистских построек более половины респондентов (52 %) остались неудовлетворенными предложенными им архитектурными формами и лишь меньше трети от числа опрошенных (29 %) сочли эти строения красивыми.

Оценивая свое отношение к зданиям в стиле модерн, при ответе на вопрос «Хотели бы вы, чтобы на вашей улице стояли здания такого стиля?» (см. рис. 5), несмотря на то, что абсолютное большинство респондентов (72 %) ответило утвердительно, 12 % затруднились ответить, а 16 % ответили отрицательно. При этом весьма характерно, что свой выбор ответившие отрицательно мотивировали тем, что наличие поблизости от места проживания слишком яркого архитектурного объекта привлекало бы слишком много желающих увидеть этот необычный объект, что в свою очередь создавало бы неудобства для жителей близлежащих строений. Ответы на аналогичный вопрос, касающийся конструктивистских построек, оказались прямо противоположными: большинство (71 %) ответило отрицательно и только 22 % — положительно. Основной причиной отрицательных ответов в этом случае стала неудовлетворенность архитектурной стилистикой конструктивизма, с ее резкими формами, весьма далекими от представления об уюте и комфортабельности.

Наиболее сложный вопрос — «Какому эмоциональному состоянию способствует такая архитектура?» (см. рис. 6) — вызвал большой разброс мнений. Оценивая воздействие архитектуры модерна, более трех четвертей опрошенных (76 %) указали на безусловно положительный характер вызываемых этим архитектурным стилем переживаний, связанных либо с вдохновением, либо с релаксацией.

Оценивая воздействие конструктивистских строений, больше всего респондентов (31 %) склонились к тому, что это воздействие имеет негативный, раздражающий характер и столько же не смогли дать определенный ответ. Принимая во внимание, что еще 21 % опрошенных указал, что конструктивистские постройки оказывают возбуждающее воздействие, можно заключить, что для большинства респондентов (52 %) выполненные в этом стиле строения привносят напряженность в окружающую их жизненную среду.

 

 

Рис. 3. Результаты ответов обследуемых на вопрос «Понравились ли вам эти здания?» (в %)

 

 

 

Рис. 4. Результаты ответов обследуемых на вопрос «Считаете ли вы эти здания красивыми?» (в %)

 

 

 

Рис. 5. Результаты ответов обследуемых на вопрос «Хотели бы вы, чтобы на вашей улице

стояли здания такого стиля?» (в %)

 

 

 

Рис. 6. Результаты ответов обследуемых на вопрос «Какому эмоциональному состоянию способствует такая архитектура?» (в %)

 

 

В целом проведенное исследование указывает на значительно большее предпочтение, которое архитектура модерна имеет у современного молодого человека. Одной из первых причин этого феномена является гомоцентрическая тенденция, лежащая в основе архитектуры модерна. Эта тенденция принципиально созвучна идеям приоритета прав человека и его личной свободы, во многом определяющим духовную атмосферу современного общества.

Противостояние гомо- и социоцентрической тенденций, как это видно из приведенного обзора, существовало на протяжении многих столетий. Ориентации на персональные или общественные ценности редко составляли гармоничное дополнение друг друга, давая примеры как доходящего до гротеска игнорирования социальных интересов в эпоху рококо, так и полного пренебрежения правами личности во время великих революционных преобразований. Сегодня в обществе превалируют персональные ценности и, хотя их преобладание уже и не кажется таким безраздельным, как в 1990-е годы, они по-прежнему формируют вкусы и пристрастия современников, предопределяя благосклонное внимание к камерной и уютной архитектуре модерна начала ХХ столетия.

Другая причина состоит в том, что в архитектуре модерна искусство декоративной отделки внешней и внутренней частей здания достигает непревзойденной высоты, тогда как подчеркнутая простота и аскетизм декоративных решений стали одним из принципов пришедшего на смену модерну стиля конструктивизм. Однако этот принцип, родившийся в суровую эпоху войн и революций, сегодня приходит в прямое противоречие с художественными пристрастиями общества, в котором гедонистическое начало играет значительно более заметную роль.

Как показывают современные исследования [5], свойственная конструктивизму предельная бедность отделки затрудняет работу ряда фундаментальных механизмов зрительного восприятия, которые не могут полноценно функционировать в однородной среде, в которой видимые элементы отсутствуют, или их число резко снижено. Работа глаза в однородной среде, вызывает ощущение дискомфорта, а потом приводит к нарушению автоматии саккад. Кроме того, в однородной среде не может полноценно функционировать бинокулярный аппарат глаза, поскольку импульсом к синтезу двух изображений, возникающих в правом и левом глазах, является несовпадение их контуров, которое отсутствует в однородном зрительном поле. Таким образом, декор зданий отнюдь не является архитектурным излишеством, но несет на себе и определенную функциональную нагрузку, обеспечивая нормальную работу психофизиологических механизмов зрения.

Проведенное исследование указывают на опасности, которые несет в себе повсеместная эксплуатация принципов конструктивизма при создании архитектурной среды, предназначенной для молодежной аудитории. Имеющее место в настоящее время вытеснение конструктивистскими постройками всех иных архитектурных форм приводит к своеобразному парадоксу: стремясь к формированию гармонично развитого человека, общество использует архитектуру как эффективный инструмент глубинного психологического воздействия для достижения полностью противоположного результата.

 

Заключение

 

Несмотря на значительно большую представленность в современном строительстве школьных зданий, университетских корпусов и других строений, предназначенных для молодежи, архитектурных принципов конструктивизма, проведенное исследование продемонстрировало более позитивное восприятие современной молодежью архитектурных объектов, выполненных в стиле модерн. Это обстоятельство должно получить необходимый учет в практике психологической работы с молодежью, открывая новые возможности выбора эффективных средств психологического воздействия в целях формирования позитивного психоэстетического фона при проведении психологических тренингов, консультаций и т. п.

Вместе с тем полученные результаты должны иметь и более широкое значение, получив применение при проектировании и создании зданий и архитектурных комплексов, предназначенных для пользования молодежной аудиторией. Положительное восприятие молодежью архитектуры модерна и целый ряд позитивных психологических установок, которые формирует у аудитории этот стиль, позволяют рекомендовать его при строительстве молодежных объектов.

 

Литература

  1. Бодрийар Ж. Архитектура: правда или радикальность? // Социологические исследования. 2011. № 5. С. 114-122.
  2. Вильковский М. Б. Социальные искания архитекторов советского авангарда 20-30-х годов XX века по исследованиям С. О. Хан-Магомедова // Вильковский М. Б. Социология архитектуры. М.: Фонд «Русский авангард», 2010. С. 162-183.
  3. Коссовский Г. М. Стиль модерн в русской архитектуре. М.: Спутник, 2013. 110 с.
  4. Рыжов Б. Н. Системная психология. М.: МГПУ, 1999. 277 с.
  5. Филин В. А. Видеоэкология. М.: Видеоэкология, 2006. 512 с.
  6. Штейнбах х. Э., Еленский В. и. Психология жизненного пространства (для психологов, архитекторов и дизайнеров). СПб.: Речь, 2004. 240 с.

References

  1. Baudrillard J. Architecture: Truth or Radicalism? // Sociological Studies, 2011. № 5. P. 114-122.
  2. Vilkowsky M. B. Social Strivings of Architects of the Soviet Avant-garde of the 20-30-ies Years of the XX Century in Accordance with the Research of S. O. Khan-Magomedov // Vilkowsky M. B. The Sociology of Architecture. Moscow, Fund «Russian Avant-garde», 2010. P. 162-183.
  3. Kossovskii G. M. Modern Style (Art Nouveau) in Russian Architecture. Moscow, Satellite, 2013.110 p.
  4. Ryzhov B. N. Systemic Psychology. Moscow, Moscow state pedagogical University, 1999. 277 p.
  5. Filin V. A. Videoecology. Moscow, “Videoecology”. 2006. 512 p.
  6. Shteinbakh Kh. E., Elenskii V. I. The psychology of living space. St. Petersburg, Language. 2004. 240 p.